Кирилл и Мефодий

Быть судьей самому себе — одно, но судить других совсем другое. Это значит возвыситься над ними. Борис-Михаил с каждым днем все лучше понимал, что не всегда был хорошим судьей и что с годами мелочи жизни и повседневные дела завладели им полностью, не оставив времени быть выше друг их людей. Как у орла в гололедицу, отяжелели его крылья. Таких орлов он не раз видел в полях — сколько в них ни стреляй, они не взлетят. Не могут. Крылья обледенели. С ними надо быть осторожным, потому что сильный клюв и острые когти остались единственным оружием нелетающей птицы... Заботы, навалившиеся на Бориса, были подобны льду на крыльях. Пришло время передать эти заботы престолонаследнику, и он решил соблюсти родовой закон. Расате-Владимир получил княжеское звание и был возведен на престол. Оправдает ли он доверие? Борис-Михаил сомневался. Отказавшись от престола, он хотел проверить свои сомнения. Если сын свернет с пути, проложенного отцом, то Борис-Михаил сможет, пока жив, исправить ошибку. Эту мысль он таил глубоко в душе, и порой она тяготила его, он чувствовал вину перед сыном. Но с другой стороны, Борис-Михаил, всю жизнь стремившийся к большой цели, не хотел, чтобы она была перечеркнута после его смерти. У государства один путь, и тот, кто занял место князя, должен идти этим путем, не оглядываясь по сторонам. Старому могила вырыта, только бы земля оказалась достаточно тяжелой, чтобы не дать ему подняться. Иначе все пойдет прахом.

Монастырь в устье Тичи приютил под своим кровом монаха Михаила. Его узкая келья ничем не отличалась от келий остальных братьев: лампада, стол, кровать и деревянный треногий стул. Братия думала, что новый монах поселятся в соседнем крыле с расписными комнатами, но он захотел быть вместе со всеми и жить, как обыкновенный служитель божий. Единственное излишество, которое он себе позволил, — это каждый день сидеть на берегу реки и слушать шум воды. Только сейчас открыл он для себя этот шум. Река текла, билась о камни, и быстрые струи были подобны его мыслям. Разве прежде мог он быть наедине с самим собой? Никогда. Всякий раз, как Борис-Михаил выходил из монастыря, книга в золотом окладе, украшенном двумя бесценными камнями, оттягивала власяницу и напоминала о бессмертии. Кинга сохранила дух людей, ушедших из этого мира. Они искали бессмертия не в мече и власти, а в создании новой письменности, и сейчас буквы становились воинами, борющимися за их бессмертие. Эти воины завладели многими молодыми умами, и его собственным тоже. Князь выучил знаки, а они научили его сменить княжескую одежду на черную монашескую власяницу. Монах Михаил брал с собой на прогулки сына Гавриила, который одновременно с отцом надел власяницу. В тиши монастыря Гавриил нашел то, что долго искал, — одиночество и книги. Здесь он не видел мечей, не слышал о войнах и бунтах, о жестоких казнях непокорившихся людей. В его снах убаюкивающе шумела река, мирное небо приходило к нему, чтобы коснуться лба и закрыть длинные, как у ребенка, ресницы.