Кирилл и Мефодий

Придворный приготовил опочивальню, и по давней традиции, унаследованной от императоров, об этом возвестили трели механического соловья. Они раздражали Василия, видевшего в этом ритуале что-то детски-наивное, но он не посмел отступить от традиции. Сегодня вечером птица пропела весьма своевременно. Оставив сыновей за обдумыванием дел, император пошел в опочивальню. Евдокия ждала его на ложе. В последнее время он уклонялся от исполнения супружеских обязанностей, но причиной была только усталость. Ведь Василию никогда в жизни не приходилось так много думать! Его раздражало также, что жена не придерживается этикета. Какая императрица входит в опочивальню мужа без приглашения? Евдокия имела в своем распоряжении половину дворца, залы, пышный гинекей, но прежняя привычка спать вместе манила ее в покои Василия. В этом, конечно, были свои преимущества: можно поделиться с ней тревогами минувшего дня, поговорить о сыновьях, — но зато Василий лишался возможности побыть наедине с собой. Тем более что присутствие жены всегда связано с различными просьбами и ходатайствами. Точно так было и в случае с Фотием. Василий забыл и думать о нем, но Евдокия прицепилась и внушила мысль о большой пользе, которую Фотий принесет императорскому дому и государству. Евдокия еще при жизни Игнатия прожужжала Василию уши, что-де старик не годится для новой борьбы с Римом. Василий догадывался, откуда ветер дует, но не спешил ни одергивать жену, ни принимать всерьез ее разговоры. Поэтому все беседы на эту тему кончались приятной истомой супружеской близости... Сегодня вечером Василию было не до того, но он знал, что не сможет устоять перед ласками жены. К его удивлению Евдокия оставила его в покое: по-видимому, таким образом она хотела отблагодарить за восстановление Фотия. Она уже знала о спорах на заключительном заседании собора и гордилась своим протеже. Не будь Фотия на престоле, болгарские земли снова были бы потеряны для Византии. Принятые туманные обязательства были лишь видимостью уступки римской церкви. Так по крайней мере уверяла ее Анастаси, а Фотий выразился гораздо яснее: ему нужно только благословение василевса, и папа римский получит Болгарию, когда рак на горе свистнет! Да, пока Василий не мог не быть признательным жене за ее ходатайство в пользу Фотия. В свое время он отстранил его не только из-за ненависти к нему, а еще и потому, что хотел таким образом войти в доверие к папе римскому, но вскоре убедился в непригодности Игнатия. Церковные догмы сковали его мысли, и он непрестанно ударялся об них, как об стену. Но бог помог, вовремя призвав старика к себе, чтобы не мешал вести земные императорские дела. Патриарха нашли окоченевшим в широком кресле у письменного стола. Он не успел закончить мысль, на пергаменте было ее начало: «И плакали чада о...» Никто не понял, о чем, но и о смерти самого Игнатия люди плакали гораздо меньше, чем в день его возвращения из ссылки. Патриарх скончался в октябре 877 года, до приезда папских легатов Евгения Остийского и Павла Анконского. Они прибыли лишь весной следующего года. Почему они так опоздали, никто не понял. О смерти Игнатия они узнали уже в Константинополе, и Василий, желая понять их реакцию, распорядился, чтобы легатов встретил именно Фотий. Император остался им очень доволен, когда узнал, что Фотий снова решил подкупить легатов. Арабы опять напали на Апеннинский полуостров, и папа вынужден был послать третьего легата — на этот раз с просьбой о помощи. Как тут не признать Фотия? Василий понимал: за Фотия придется заплатить немалую цену, — но победа на соборе была важнее. Теперь оставался только один путь — путь обмана святого апостолика. Папа просил у него разрешения на поездку своих легатов к болгарскому князю! Василий согласился: ведь желание Бориса-Михаила иметь собственного епископа было удовлетворено Византией, и, значит, не было причины опасаться встречи легатов с князем. Кроме того, собор принял решение о невмешательстве Константинополя в дела болгарской епархии. Чего еще может желать болгарский князь! Правда, своего патриарха у болгар еще нет, но об этом рано думать. Василий был поражен лукавством Фотия, ловко опутавшего папских послов, которые, ничего реально не получив, остались при твердом убеждении, что все идет согласно их желанию. Император стал даже побаиваться патриарха. Такой способен превзойти в величии василевса. Этим опасением Василий ни с кем не поделился, даже с женой...