Возможно, Кир и не заметил эту двойную революцию в греческой досократовской философии, ведь он был занят прежде всего политической организацией своей империи, а не умозрительными поисками теории познания. Великий царь, мечтавший о всемирной империи, был полностью поглощен поисками объединяющего принципа, не желая при этом прерывать связь между природой и божественными силами, связь, которую всегда признавала та цивилизация, к которой он принадлежал.
Киру, с его политической миссией, была бы ближе идея организации греческого полиса, о которой мечтали такие философы, как Солон афинский. Они начали применять на практике свои идеи еще до того, как внушили их жителям городов Малой Азии. По существу, греческий полис позволял оторвать политический строй от организации космоса, что делало более человечной общественную систему и, следовательно, более доступной для рационального объяснения.
Тотальная империя, о которой мечтал Кир, в политическом плане очень походила на греческий полис. Но все же эти два проекта существенно различались. Кир представлял себе организацию мира вокруг просвещенного монарха как божественного орудия, действующего в соответствии с высшим принципом в отличие от греческой концепции, более связанной со временем и с человеческим фактором.
Такая встреча между полисом греков и всемирной империей Ахеменидов не состоялась ни при Кире, ни при его продолжателях, хотя они и захватили часть заселенной греками Европы. Роль человека виделась очень по-разному в этих двух политических системах: у греков она представлялась во всем своем величии, а у персов ее почти не замечали. Преклонение греков перед человеческой личностью намного опережало свое время по сравнению с восточными колебаниями и сомнениями в отношении роли индивидуума.
Зато ассиро-вавилонские религии, учение Заратуштры и даже верования древних евреев привели Восток VI века именно к тому уровню духовной озабоченности, от которой греки так хотели избавиться, в частности, предоставив природе большую и положительную роль, уделив главное свое внимание заботам политическим и социальным. Греки начали внедрять эту человечную философию, которую восточные люди и в особенности Кир, возможно, интуитивно почувствовали. Персы обладали ключами от религиозных знаний, необходимость приобретения которых греки ощущали, хотя и старались преодолеть их с помощью разума.
На европейском побережье и в сердце Азии, в самых отдаленных уголках восточного мира, испытывая на себе непонятное ему давление духовных и естественных сил, в этом удивительном VI веке человек начинает ощущать смутную тягу к освобождению и к новому политическому строю, выраженному в идее полиса и в идее всемирной империи, чувствуя предзнаменование собственной свободы, словно ожидая момента своего выхода на сцену. Но человек еще колеблется между бунтом и покорностью. Он, быть может, уже знает, что ему надо понять окружающий мир, как обещание освобождения.
Во времена Кира Великого на севере и юге, на востоке и западе на человека действуют силы, как бы разрывающие его между естественным политическим строем принуждения и зарождающейся идеологией, содержащей в себе семена определения своего собственного существования.
ЦАРИ НИНЕВИИ, ЦАРИ ВАВИЛОНА
Два города: Ниневия, горделивая столица Ассирийской империи, царствующей на серебристых берегах Тигра, всех угнетающей и подавляющей; другой город — на Евфрате, в сердце древнейшей цивилизации, со всеми своими огнями, с вознесенными к небу башнями, храмами, дворцами и висячими садами, с шумной жизнью народа, не забывшего о былом величии, — Вавилон.
А третий город, раскинувшийся на холмах Иудеи, обитель Бога единого и неповторимого, с населением специфичным, пропитанным загадочными пророчествами, народом, отличающимся от других наций Востока, — Иерусалим…
Странная империя, эта Ассирия! В VII веке она простиралась от берегов Средиземного моря до Персидского залива, включая в себя часть Аравийской пустыни, горы Армении и побережье Каспия, она граничила с Египтом, страной фараонов, и с презрением попирала ступени Иранского нагорья и Средней Азии.
В середине этой огромной территории, на берегу Евфрата, раскинулся Вавилон, одновременно душа и сердце древней Аккадской империи, в то время уже покорной, но сохранившей духовное влияние; ее непобежденная гордыня время от времени пробуждалась и выливалась в сопротивление. К 688 году кроме Египта, чья столица Мемфис была, впрочем, какое-то время занята ассирийскими войсками Асархаддона, кроме нескольких мидийских и персидских племен, отброшенных в глубь иранской пустыни, не имея ни армии, ни настоящих сил, Ассирия, под безраздельной властью Ашшурбанипала, внука Синаххериба, господствовала над всем этим регионом.