А она, отказавшись выйти замуж за Кира и видя неминуемое нашествие, послала великому царю гонца с посланием, содержание которого донес до нас Геродот: «Кончай свою затею, ты ведь не знаешь, чем она для тебя обернется. Кончай, командуй своими подданными, а нам дай править теми, кем мы командуем. Но ведь ты не захочешь прислушаться к моим советам и ни за что не согласишься оставить нас в покое. Так что, если уж тебе так хочется помериться силой с массагетами, заканчивай работу над понтонами и переправляйся в нашу страну, дав нам три дня, чтобы удалиться от реки. Или же, если предпочитаешь принять нас в своей стране, сделай сам, что я сказала».
Первая реакция Кира и его соратников была согласиться с предложением царицы массагетов и завлечь армию противника на свою территорию. Персы готовы были отправить ответ в этом смысле, когда Крез высказал противоположное мнение и сказал Киру: «Вот чем ты рискуешь, если мы согласимся принять противника на нашей территории. В случае поражения ты проиграешь не только битву, но и всю империю, так как ясно, что массагеты, обрадованные победой, не отступят, а станут наступать на твои провинции. Если победишь, то победа будет полной только в случае, если, перебравшись на территорию противника, ты, победитель массагетов, будешь преследовать их по пятам, ибо в этом случае я переверну то, что говорил только что: победив армию, ты будешь преследовать ее вплоть до середины империи Томирис. Независимо от этих соображений, было бы стыдно и недопустимо, если бы Кир, сын Камбиса, отступил перед женщиной и оставил бы ей территорию. Так что теперь мое мнение: переправиться через реку и преследовать отступающих массагетов»[133].
Кир, редко менявший мнение, согласился с мудрыми словами бывшего царя Лидии. Итак, царице Томирис предложили отступить, чтобы битва произошла в чистом поле. И армия персов переправилась через Оке без боя.
В первую ночь, проведенную Киром в стране массагетов, ему приснилось тревожное сновидение. Он видел во сне сына Гистаспа, юного Дария, с крыльями за плечами, причем одно крыло покрывало Азию, а другое — Европу. Из этого Кир сделал вывод, что принц замышлял заговор против него, и приказал Гистаспу вернуться в Персию и держать Дария в своем распоряжении. Прежде чем покинуть лагерь, отец юноши, якобы плетущего заговор против великого царя, торжественно заявил: «О царь! Пусть никто из персов не пожелает устраивать заговор против тебя, а если такой найдется, пусть погибнет он немедленно; ибо ты сделал персов свободными, тогда как до этого они были рабами, и благодаря тебе они командуют всеми, а не гнут спину перед чужаками. Если сновидение говорит тебе, что сын мой замышляет недоброе против тебя, я выдам его тебе, чтобы ты сделал с ним все, что пожелаешь»[134].
И Кир вернулся к делам, более близким: к войне с массагетами. После трехдневной погони по враждебной стране, опять же по совету Креза, он решил поймать в ловушку Томирис. Он велел приготовить большой пир и много вина для горстки своих солдат, которых оставил на месте, а сам и большая часть армии отступили на большое расстояние.
Массагеты попались в ловушку: они убили несколько персов, оставленных там, и всю ночь пили и ели, полагая, что под командованием Спаргаписа, сына царицы Томирис, одержали окончательную победу над Киром. Но через несколько часов, на рассвете, армия великого царя вернулась, перебила массагетов и взяла в плен их незадачливого командующего.
Царица Томирис, взбешенная поражением, а главное, пленением сына, тем не менее предложила Киру с почетом удалиться из страны. Но не смогла удержаться, чтобы не указать на роль вина в его победе, добавив, что Кир не раз прибегал к этому приему в войне с вражескими армиями. Сам он, не пьющий ничего, кроме воды, стал мишенью презрения гордой царицы, ведь ею двигал тот же дух, что вдохновлял когда-то юного царя Аншана: «Кровожадный Кир, не гордись тем, что произошло, ибо сына моего ты победил не в честном бою, а отравой, какой вы напиваетесь до того, что из уст ваших вылетают мерзкие слова. Дам тебе совет и прислушайся к нему: верни мне сына и уходи из этой страны, тебя не тронут, хотя ты нанес ущерб, уничтожив треть армии массагетов»[135].
Кир не придал значения словам царицы. Он готовился дать битву. К тому времени Спаргапис, проспавшись и поняв, в каком положении он оказался, стал умолять великого царя отпустить его. Добрый по природе, Кир согласился. Едва освободившись от пут, сын царицы наложил на себя руки, что очень огорчило Кира и вызвало великий гнев Томирис…
И разгорелась битва, невиданная по масштабам. По словам Геродота, никогда в античной истории не было такого кровавого сражения «между варварами». Обе армии сперва держались на расстоянии, а тучи стрел летели с обеих сторон. Когда кончились стрелы, началась такая яростная рукопашная схватка, какой никто не знал до тех пор, словно противники сознавали, что от исхода боя зависела судьба мира…