Кир Великий. Первый монарх

Эалиль с Нуску уже находились на мосту; они погрузились в беседу с двумя состоятельного вида всадниками, казалось не обращавшими никакого внимания на то, что они мешали движению. Без труда, постепенно, Иаков подвел к ним вплотную мула и узнал, понимая арамейский язык так же хорошо, как иудейский и аккадский, что чужеземцы интересовались течением реки в разные времена года и обитавшим в ней богом.

— Господа с равнин, — дружелюбно подключился он к разговору, — здешний народ приносил жертвы богу вод в очень древние времена. С тех пор его благосостояние настолько улучшилось, что он позабыл об этом боге.

— Какая глупость, — проворчал арамеец-хозяин, — ведь без воды чем бы был этот город? Строениями, поставленными на песке.

— Весьма примечательными строениями, вам не кажется?

Слуга посмотрел на громадные сооружения, блестящие сверху, словно покрытые листами золота, хотя на самом деле, как знал Иаков, то была желтая черепица.

— Эта земля больна и измучена, — возразил слуга. — Как могут ее жители благоденствовать?

— Таков секрет Вавилона. — Иакова озадачивали незнакомцы, поскольку слуга говорил как мудрец, а хозяин — как пастух. — И у других городов были славные деньки, — дружелюбно добавил он, — но невидимые боги обратили их в пыль. Вавилон, любимец Мардука, выдержал все испытания и переживет еще то время, когда ваше потомство исчезнет в земле.

Возникшая толчея на единственном мосту вынудила их продолжить движение. На дальнем берегу слуга заплатил нетерпеливой Эалиль монетами из чистого золота — отчеканенными в Сардах, как смекнул Иаков. Хотя такие откровенные и беспечные люди вряд ли могли быть платными агентами, его интересовало, где они остановились и кому служат.

— Если у вас есть верховые лошади на продажу, — предположил он, — я мог бы на них взглянуть, хотя в Вавилоне предпочитают мулов и диких ослов для повозок.

В силу привычки Иаков занижал стоимость товара, который собирался купить. Арамейцы посмотрели на него весело, с улыбкой.

— У нас есть несколько хороших лошадей, — заявил хозяин.

— Мы покажем их тебе, — предложил слуга, — если по дороге ты, мой господин, расскажешь нам еще что-нибудь о чудесах Вавилона.

Снова странная подмена ролей: слуга делал предложение вместо хозяина. Иаков отметил это молча и добавил другие пункты странного поведения к общей картине, складывавшейся у него в голове, на основании которой он должен был решить, кто такие эти арамейцы — необычные шпионы или необычайно наивные кочевники-торговцы лошадьми. Он гордился своей способностью быстро оценивать незнакомцев. Кроме того, ему очень нравилось играть роль гида. Будучи человеком противоречивым от природы, он осознавал все зло огромного города, словно глядя на него глазами матери, и в то же время чувствовал к нему непонятную привязанность. Пока они ехали, в поле их зрения все время оставались золотая вершина башни и зелень садов на крыше дворца, казавшихся подвешенными выше девяностофутовой линии стены Имгур-Бел, чьи выступающие башни защищали неприступный внутренний бастион Нимитти-Бел.

Даже незнакомцы притихли, когда они снова пересекали Евфрат на барже рядом со стеной. Они наблюдали, как орудовали длинными шестами рабы, погружая их против течения, смотрели, как серая река течет через арку в стене. Иаков объяснил, что протекающая через город река снабжала вавилонян водой в достаточном количестве, чтобы они могли выдержать длительную осаду врага; огромные, построенные Навуходоносором хранилища обеспечивали пищей каждого, кто в ней нуждался. Да, Навуходоносор объявил своему народу, что, пока Имгур-Бел и Нимитти-Бел стоят вместе, ни один вражеский воин не войдет в их город.

Слуга бросил в воду соломинку и проследил за ее путем в воде.

— И все-таки вы забыли о боге реки, — задумчиво проговорил он.

Вода, казалось, зачаровывала его. У канала, где выстроившиеся рядами рабы поднимали ведра к оросительному каналу, а надсмотрщик проверял количество зачерпнутой воды, слуга повернул лошадь, чтобы заглянуть в лицо одной из изможденных смуглых фигур, из последних сил тянувших подъемный ворот. Глаза раба были белыми и незрячими.

У ворот плантации лошади чужеземцев резко бросились в сторону, хотя всадники сидели в седлах расслабленно. К воротам была прибита содранная с человека кожа, еще не высохшая.

— Кто это — убитый враг, — спросил слуга, — или бунтовщик?

Иаков оглянулся и прочитал надпись под кожей.

— Он сказал, что баран потерялся, а на самом деле его украл.

После этого Иаков быстро провел гостей мимо бараков из сырцового кирпича, служивших загонами для вскармливания детей, проданных торговцами для ткацких фабрик.