Мы ворвались во дворец. Сначала, нещадно ломая искусно подстриженные кусты, проломились через царский сад, потом миновали крытые черепичным навесом купальни. Замечу, что под купальнями были искусно проложены глиняные трубы, и вода подогревалась горячим воздухом круглый год. Сам Фалес Милетский некогда советовал Крезу, как лучше провести отопление. Я побежал в обход этих водоемов, выложенных красивой эллинской мозаикой, а марды, подобно стаду быков, понеслись напрямую, поднимая волны и разбрасывая тучи брызг. Что стоил такой брод, если воды было там всего-то по пояс!
Вымокли они кстати. Когда мы ворвались в тронный зал, гора крупных кедровых поленьев высотой в два человеческих роста, сложенная ровной пирамидой и облитая оливковым маслом, уже крепко занялась огнем со всех сторон. Что и говорить, внушительным некогда было царское ложе!
Сам царь Крез, облачившийся по такому торжественному случаю в багряные одежды, стоял наверху, сложив руки и закрыв глаза, и бормотал какие-то молитвы.
Как только под акрополем раздались гул и грохот, Крез подумал, что начинается самый решительный приступ его дома, и, повелев немедленно начать обряд, приготовился к священной смерти. Вся его челядь — полторы сотни человек, больше половины из них женщины,— собралась толпой в тронном зале, вокруг погребального костра. Добравшись до золотых дверей зала, мы услышали плач и причитания. При явлении персов все причитания потонули в оглушительном вопле ужаса. Челядь бросилась врассыпную.
— Никого не убивать! Воля царя! — во все горло крикнул я мардам, готовым сразу учинить страшную резню.—
Приказ царя — тушить огонь и схватить Креза живым! Скорее тушите огонь!
Крез даже не шелохнулся. Наверно, он подумал, что полчища злобных духов привиделись ему в предсмертную минуту.
Легко было сказать: тушите! Пламя уже вздымалось кверху и начинало жадно облизывать царские стопы. Самые рьяные марды принялись раскатывать поленья ударами мечей. Другие, свалив на пол жаровни с углями и светильники, принялись орудовать треножниками. Наиболее сообразительные срывали тяжелые занавеси, что висели на струнах между колонн, подхватывали ковры и набрасывали сверху на пламя. Потом эти воины смело прыгали на брошенные покровы, своим весом разрушая тщательно сложенное сооружение. От персов валил пар, будто они и в самом деле были подземными духами, слугами самого Аида.
Поразившись увиденному, лидийцы сначала затихли и замерли у стен, но потом, осознав, что враги спасают от огня их любимого отца и повелителя, сами в едином порыве кинулись на помощь персам. Вот была картина! Как жаль, что ее не видел Кир!
Тронный зал сразу затянуло густым дымом. Первым закашлялся сам Крез и от кашля, видно, очнулся.
— Кто вас послал?! Кто вас послал?! — закричал он со своей горы.
Как раз в это мгновение одна из сторон погребального кострища посыпалась и почти вся раскатилась по полу, царь Крез рухнул сверху прямо на головы персов, и персы муть было не подставили ему вместо рук свои мечи!
— Не убивайте моего отца! — раздался пронзительный крик отрока, которого поодаль держал за плечи какой-то испуганный старик.
— Отпустите меня! — завопил Крез и забился среди трех крепких мардов, которые усердно сбивали пламя и искры с его одежд.
— Отпустите царя! — приказал и я им.
Марды расступились, и Крез, дымя полою, бросился к мальчику.
— Сын мой! Сын мой! — плаксиво заголосил он.— Ты говоришь! Ты говоришь! Все сбылось! Все сбылось!
Он обнял отрока и затрясся в рыданиях.
Оказалось, что некогда знаменитая лидийская провидица предсказала Крезу, что его безгласный отпрыск обретет дар речи в самый бедственный для царя день.
Могу подтвердить как свидетель, все видевший воочию: тот день и вправду выдался для Креза самым бедственным. Все последующие он, обретя мудрость, считал вполне благополучными, а некоторые — даже счастливыми, хотя его младший, не слишком крепкий разумом сын так и не стал разговорчивым, как все обыкновенные лидийцы. Замечу, что среди тех же спартанцев он не выделялся бы своей молчаливостью.
Таким образом свершилось то, чего желал Кир: лидийский царь остался жив, хотя изрядно прокопчен.
Мы вывели его из дворца в сопровождении челяди, уже безбоязненно толкавшейся среди персов. Теперь всех их уже снедал не страх, а любопытство, что же делается снаружи. |
Шум под стенами не стихал, но было ясно, что персы все еще не начали приступа. Лидийские воины, наверно, уже устали держать наготове бревна и корзины с камнями. Охваченные недоумением, они глазели вниз. Но еще большее «недоумение» уже подступало к ним с тыла.
Некоторые из защитников наконец оглянулись и не сразу сообразили, в чем дело, а когда сообразили, то остолбенели и разинули рты. Едва опомнившись, они стали толкать в бока своих товарищей. Наконец все повернулись к нам лицом и долго стояли, так и держа в руках тяжелые бревна и корзины. Взорам воинов предстала необыкновенная толпа во главе со слегка обгоревшим царем. Толпа щурилась и кашляла.