Кир Великий

— А если взлетим, тебе отрежут голову! — прокричал я, хрипя от натуги и сопротивляясь изо всех сил «охотникам» (теперь уже, вернее, «рыбакам»).— Выбирай!

Перерезая свою веревку, Набонид затрясся. Когда он сорвался вниз, я успел обхватить его одной рукой за пояс, и мы стукнулись лбами. Если б я не удержал его, он бы, наверно, разбился не об землю, а об стену, всего тремя локтями ниже.

Сверху донеслись изумленные возгласы, но до победы в состязании было еще далеко. Я вновь принялся спускать Набонида, теперь находясь в куда более тяжелом положении. Он висел не шевелясь, то есть полностью доверив мне свою жизнь.

И вдруг я заметил, что надо мной становится светло, будто разверзлись тучи и появилась луна, которой поклонялся Набонид. Я задрал голову и ужаснулся: сверху привязанный к веревке быстро опускался прямо мне на голову факел с длинным древком.

— Вот он! Вот он! — закричали сверху на арамейском.

Я дернул веревку и крикнул вниз Набониду:

— Беги к Киру! Твое спасение только у Кира! Больше нигде!

И сразу расслабил хватку настолько, что веревка, свитая из конского волоса, с шипением заскользила вниз, обжигая мне руки, как раскаленное железо.

Но боль от ожога исчезла в страшной боли, пронзившей мне плечо. Жало пущенной из бойницы стрелы угодило точно в цель. Рука онемела. Я потерял свой драгоценный груз и услышал внизу звук удара об землю.

Внезапно я увидел множество факелов. Они текли к Вавилону со стороны персидского стана подобно огненной реке — новому Евфрату, несшему в своем русле пламя, а не воду. Потом в моих глазах факелы стали превращаться в круги и кольца, и наконец — в огненные буквы, в слова, плывшие подо мной к Вратам богини Иштар. И слова те грозно гласили:

МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС.

Я очнулся от страха, что уже целую вечность болтаюсь на крепостной стене и никуда с нее не денусь, даже в царство теней.

Приподняв веки и немного поворочав головой, я обнаружил, что лежу на роскошном ложе посреди просторной комнаты, освещенной оливковыми огоньками.

Я попробовал пошевелить правой, раненной, рукой, и она, хоть и с большой неохотой, все же послушалась меня. Боги сохранили мне руку, назначив в конце концов потерять другую конечность.

Кто-то, сидевший за моим изголовьем, заметил мои движения и вздохи и, поднявшись, вышел из комнаты.

Вскоре около моего ложа появился сам Кир, одетый в вавилонский гиматий с золотой бахромою,— отныне царь Вавилона, царь стран и царь царей. В тот день Кир оказал мне невиданную честь, хотя поначалу я не испытал ни счастья, ни гордости.

— Царь! — с грустным вздохом обратился к Киру эллин из Милета.— Вот, я действительно постарел гораздо больше, чем мне казалось. У меня не хватило сил исполнить твое повеление. Двум или трем подросткам удалось опередить меня. Я не успел справиться с человеком, который был вооружен всего одним мечом. Не смог увернуться от одной стрелы, хотя раньше легко избегал сразу трех.

Терпеливо выслушав мои жалобы, Кир проговорил с улыбкой:

— Трем самым сильным мардам едва удалось снять тебя со стены. Легче было сначала повалить набок всю башню. Хочу испытать тебя.

Он поднял указательный палец, и слуга поднес к моим глазам знакомую чашку. Я с трудом скосил взгляд, увидел в ней кости и сразу ощутил прилив сил.

— Попробуй раз! — велел Кир.

Из-под легкого шерстяного одеяла я вытащил здоровую руку, но Кир запретил мне, сказав:

— Бросай другой!

Пока я добрался до костей дрожавшими пальцами правой руки, весь взмок от боли и дважды перед моими глазами персидский царь тонул в багровом тумане.

В этот бросок я вложил последние силы и от резкого движения вовсе лишился чувств.

Когда пришел в себя, Кир стоял на том же самом месте. Я с трудом вспомнил, что играл с ним в кости. Слуга помог мне приподняться.

— Что видишь? — сухо вопросил Кир.

— Хороший бросок,— признал я, пытаясь догадаться чей же это был бросок: первый, то есть мой, или же второй, то есть самого царя.

— Эллинская судьба отличается постоянством,— проговорил Кир, и в его голосе мне почудилась то ли досада то ли зависть.— Иудей Шет нажился бы как никто другой, если бы затеял торговать по свету эллинскими судьбами.

Бросок был, по правде говоря, не хорош, а просто великолепен: две шестерки и пятерка. Боги даже позаботились о том, чтобы царь царей не почувствовал у моего одра предела своей власти. Он мог взять кости и сделать свой бросок. Он имел возможность превысить мою удачу.

Однако царь дал знак, и слуга быстрым движением спрятал кости.

— Вижу, что ты мне еще можешь пригодиться, Кратон,— сказал Пастырь персов.— В самом трудном деле. Даже если останешься без рук и без ног. Я повелю Набониду каждый день в этом месяце приносить жертвы за твое здравие и благополучие.

О, с каким облегчением я вздохнул! Мои труды все же не пропали даром. Набонид остался жив, отделавшись не слишком тяжелыми ушибами.

— Больше не бросай кости, пока не прикажу тебе сам,— сказал мне Кир в тот день напоследок.

Я поклялся, что, если не получу такого приказания, больше никогда не возьму их в руки.