Читаем Кир Великий полностью

Мидяне и персы не верили и до сих пор не верят в судьбу и предопределение. Меня это невежество очень удивляло и забавляло. Я, в ту пору сам юнец, посчитал их очень юным и неискушенным народом. Что стоит любому человеку с ясным рассудком заметить власть судьбы! Разве мой отец сам определил срок своей жизни и способ, когда и как ему умереть? И разве мне дано было выбрать себе Достойную судьбу? Разве я мог повелеть своему отцу: сделай так, чтобы магистрат не наложил опеку на твое имущество, решив «облагодетельствовать» твоего единственного сына, а просто по закону оставил все мне.

Вера мидян и персов изумляла меня, забавляла и вдобавок чем-то тревожила. Чем — я не мог понять. Порой я даже вел мысленные беседы с Киром, стараясь высмеять его. «Знал ли твой Зороастр, из-за чего примет смерть? Ты не веришь, что судьба властвует над тобой, а ведь Посланник твоей судьбы ждет от нее последнего приказа. Ты еще ничего не знаешь, ты, может быть, строишь великие замыслы, а из Дамаска в тебя уже нацелена губительная стрела. Я, Кратон, и есть доказательство того, что от судьбы тебе никуда не уйти!»

Признаюсь: мысль о том, что во мне воплощена вся губительная и неотвратимая сила Мойр, наполняла меня гордостью. Я бродил по базару Дамаска, представляя себя не просто Посланником Скамандра, не просто Болотным Котом, а посланцем немилосердного и всесильного божества. Значит, столь же всесильным, как оно само.

И вот однажды под вечер, когда я, погруженный в такие мысли, в очередной раз проходил через ворота базара, меня окликнули:

— Добрый человек! Купи на ужин зайца.

Я оглянулся. Какой-то бедняк простолюдин стоял, привалившись к вратному столбу, а там было условленное место встречи.

— Продам всего за два обола,— добавил он еще два важных слова.

Урочный час настал.

«Бедняк», не сделав ни шага навстречу, важно принял от меня плату и протянул мешок. Дома из этого мешка вылез на циновку заяц с надрезанным ухом.

Я спрятал длинную веревку, которой была обвязана горловина мешка, как вещь ценой не в два обола, а в один золотой талант, потом вышел из города и в придорожном кустарнике вырезал себе палку толщиной точно в размер медного медальона, висевшего у меня на груди. Вернувшись обратно, я на эту палку туго намотал веревку, и тогда буквы, начертанные на ней едкой киликийской охрой, сложились в повеление Скамандра:

«УЧИТЕЛЬ ТОРОПИТ.

К НОЧИ ЗА ТВОЕЙ СПИНОЙ ДОЛЖНО ОСТАВАТЬСЯ

НЕ МЕНЕЕ

ПОЛУТЫСЯЧИ СТАДИЕВ.

ГЕРАКЛ ДА ХРАНИТ ТЕБЯ!»

Итак, первой жертвой большого замысла стал корноухий заяц, которым я подкрепился перед дорогой. Утром я купил себе не слишком породистого, но выносливого жеребца, затем — короткий меч, который спрятал в дорожной суме, и собрался в путь, не принося жертв никаким богам. Ведь действенными считались только жертвы, принесенные по эллинским обрядам. Как лжеарамеец я не мог обманывать богов, а как эллин не мог выдать, даже тайно, своего происхождения.

Я покинул Дамаск в третий день весеннего месяца, называемого в тех краях нишаном. Путь предстоял дальний и нелегкий. Но я был так воодушевлен и чувствовал в себе такую легкость, что жеребцу ничего не стоило нести меня. Сам бог Аполлон, принявший мои жертвы в Милете, уберег меня в дороге от разбойников, зверей и болезней. Для бога эллинов я оставался эллином.

Рек Вавилона я достиг даже раньше срока и смог полюбоваться их величием. Сам баснословный город мне пришлось обойти стороной, хотя и не терпелось посмотреть на его стены, словно бы возведенные древними титанами, на его храмы, упиравшиеся своими башнями в небеса, и на его висячие сады, похожие на волшебные облака. Вавилон таил для посланника Судьбы слишком много опасностей и искушений, а сама Судьба, как известно, не терпит отсрочек.

И вот как-то, преодолев уже более половины пути, за городом Ниппуром я остановился переночевать на одном постоялом дворе. То дорожное пристанище было ничем не хуже и не лучше прочих. Хозяин принял меня любезно, велел слуге отвести коня в стойло. Присмотревшись сначала к коню, а потом, когда я убрал с лица пропыленную материю, и ко мне, он сам подал мне воду для омовения и сказал:

— Добрый путник может получить свое блюдо отдельно. Но хозяин рад пригласить его за общий стол. Сегодня боги послали ему знатных гостей. У меня остановился нынче богатый иудей со своим товаром. А еще — ученый человек из Тысячевратного. А третий гость — торговец железом из Армении. Он возвращается домой из Персиды и Кармании. Все трое будут вести разговоры за обшей трапезой. Добрый путник сможет услышать много новостей.

Поначалу я хотел уединиться, но, услышав про Персиду, насторожился и сам пристально посмотрел на хозяина. Тот опустил взгляд.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие властители в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза