Что я несу?
А тот, кто предал, неужели он тоже так думает о туземной женщине? Какой ужас, какой позор для вооруженных сил!»
И вдруг Шпак поймал себя на том, что улыбается.
Может, это усмешка? Может быть, движения его души необратимы?
Шпак вновь бросил взгляд на лист бумаги:
«Следует обратить особое внимание на детали поведения известных вам личностей. Человек, который подменен враждебным пришельцем, во всем соответствует своей жертве, но порой не знает или не замечает реалий нашего существования. Например, диверсант может надеть ботинки не на ту ногу, потому что на планете-агрессоре у людей нет различия между правой и левой ногами…»
«Ну конечно же, – понял наконец Шпак. – Я просто натянул правый ботинок на левую ногу, а она заметила».
«Мы призываем удвоить бдительность членов семей тех лиц, которые наиболее подвержены нападениям инопланетян. Это лица, идеальная субстанция которых легче, чем у остальных людей, может быть отторгнута от материальной, что позволяет злонамеренному инопланетянину внедриться в организм человека. Как только вы заметили нечто необычное в поведении вашего знакомого или родственника, а то и просто прохожего, настойчиво призываем вас немедленно обращаться к нам по телефону доверия…»
«Конечно же, это один из нас.
Я его осуждаю?
Разумеется, я его осуждаю, потому что он предал нашу Родину.
Я его осуждаю?
Ни в коем случае! Потому что если наш план, мой план, план женераля Симки удастся, то этот мир, эта Земля попросту перестанет существовать. Сила отпетых режимов заключается в том, что они могут схватить, проглотить жертву, которая куда больше их размеров и значения. Вы видели когда-нибудь удава, который заглатывает поросенка? Кажется, что сейчас его тело разорвется пополам… и все же челюсти охватывают животное, и поросенок словно залезает головой вперед в мешок… а потом уж можешь наблюдать за тем, как шар, бывший когда-то свинкой, продвигается по пищеводу и превращается в мясную кашицу.
Мы сожрем вас, земляне!
И тот, кто писал это предупреждение, понимал, чем грозим мы Земле…
Но сколько агентов было направлено сюда за последний год, с тех пор, как я разработал этот метод?
Тринадцать… и два других. И тот… Всего шестнадцать агентов, и ни один из них не вернулся доложить о выполненном долге.
Где же они?
Теперь я знаю – по крайней мере один нас предал.
А вдруг остальных пытают? А вдруг и мне предстоят испытания? Или то, что происходит со мной, – лишь испытание, придуманное женералем Симкой? Он давно твердит повсюду, что я – потенциальный предатель Родины, что я только и норовлю куда-нибудь перекинуться. И все шестнадцать агентов, которых мы направили на Землю, сейчас глядят на меня из-за углов. А как угадать их? Почему секретарша Катя уже два раза, проходя мимо полуоткрытой двери в мой закуток, так странно заглядывает сюда? А где гарантия, что Артем Груздь не человек женераля Симки?
Тогда над моей головой идет страшная схватка между разведками Земли и нашей сетью. А я тешу себя глупой мыслью, что это именно мною изобретена система контакта, тогда как остаюсь не более как комаром, попавшим под асфальтовый каток».
– Кофе будешь? – спросила Катя. – Но учти, у меня растворимка.
Семен Шпак снова замер.
Ну что за память у Шпака? Кофе-растворимка? Что это означает?
– Буду, – сказал он. – Конечно, буду.
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Отлично чувствую я себя!
– Ты без меня скучал?
«Почему я должен был без нее скучать? Мы давно не виделись?»
Катя прижалась к нему бедром.
От нее так и разило – если можно сказать об ощущении – желанием, желанием близости.
Но, видно, и Шпак ее не любил, и гений унаследовал его равнодушие.
Он не стал отстраняться. Замер и терпел.
На счастье, в комнату ворвался Изя.
– От руля! – закричал он, вклиниваясь между Шпаком и Катей. – Не соблазняй моих девочек! Я их всех имею, а ты не по этой части. Прочел указания сверху? Что ты думаешь об этом?
– Я ни когда не верил в эти бредни, – сказал Шпак. – Для этого есть дешевые журналы.
– Точно! И я так думаю.
Изя сел на край шатучего стола и закурил. Курил он сигару. Сделает затяжку-другую, сигара гаснет, и он сует ее, обслюнявленную, в верхний карман пиджака. Изя был неопрятен, раньше Шпак не обращал на это внимания, потому что всегда чувствовал себя обязанным школьному приятелю… «Ага, я вспомнил, что мы с ним учились в одном классе, оба были учениками средними, наши интересы лежали вне класса…»
– Понимаешь, старичок, – сказал Изя, – сам факт того, что эту штуку официально разослали по редакциям и, я подозреваю, по другим офисам нашей страны, говорит о многом. Ты думаешь, в Кремле и в области сидят шизофреники?
– Ни в коем случае!
– Вот именно. Значит, сигналы были серьезные. Значит, кого-то они взяли и выпотрошили. Я почему на тебя это взвалил? Потому что ты имеешь репутацию алкаша… Не обижайся, не отпирайся. Репутация – это еще не жизнь. Ты общаешься с людьми, можно сказать, с народом.
Изя любил посмеяться. Он сам говорил, что, когда смеется, у него проветриваются внутренности в мозгах. Такое странное определение.
– И что же я буду делать?