Именно к ней приближался, переваливаясь, рабовладелец.
— Это он, — прошептала в ужасе Заури. Видно, даже здесь, в безопасности, вдали от плантации, она не могла избавиться от ужаса при виде хозяина сиенды.
Панченга Мулити протянул вперед широкую ладонь, которая заканчивалась такими короткими и толстыми пальцами, словно это были и не пальцы вовсе, а сардельки.
— Давай назад! — закричал он.
Та Заури, которая сидела в зале рядом с Алисой, заплакала.
Другая Заури, что стояла на экране возле барака, дрожащей тонкой рукой распустила шнурки, которыми было скреплено у шеи ее платье, запустила пальцы за пазуху и вытащила оттуда три ореха.
— Что это такое? — не поняла Алиса.
— Это орехи гари, — сказала рабыня. — Они почти спелые. Мы их собирали. Но рабам их есть нельзя. И нельзя уносить с собой. Но я была такая голодная… Ай!
Заури вскрикнула, потому что на экране дубинка легко, словно играючи, дотронулась до плеча рабыни, и та упала, схватившись рукой за плечо, — ей было очень больно.
Алиса обняла Заури, стараясь ее утешить.
— Не смотри, — повторяла она, — отвернись.
— Может, выключить? — спросил доктор.
— Нет, — возразил инспектор Кром. — От того, что мы увидим здесь, может зависеть судьба девочки и ее родных.
Заури не смотрела на экран — она спрятала лицо в коленях Алисы.
Панченга обливал девочку грязными ругательствами… Алиса хотела попросить выключить, но доктор предупредил:
— Слушайте!
И они услышали:
— Вонючая воровка, жалкая побирушка, — рычал рабовладелец, пиная девочку сапогом. — Если ты еще хоть раз посмеешь поднять лапу на господское добро, то окажешься в клетке похуже твоих папаши и мамаши!
— Слышали? — спросил доктор.
— Слышали, — ответил Кром. — А ну-ка прокрути еще разок.
— …окажешься в клетке похуже твоих папаши и мамаши! — повторил Панченга.
— Они живы! — закричала девочка. — Они живы.
— Вернее всего, ты права, — сказал инспектор. — По крайней мере, он говорит о них как о живых. Когда это было?
— Этот разговор состоялся полтора года назад, — сказал доктор. — Нужна более точная дата?
— Нет, — ответил Кром.
— Это было давно-давно, — сказала рабыня. — Я помню. У меня тогда неделю плечо болело. А доктора на сиенде нет.
— Неужели работорговцы останутся безнаказанными? — удивилась Алиса.
— Сейчас на сиенде работает специальная комиссия по защите детей, — ответил инспектор и обратился к доктору: — Есть что-нибудь еще?
— Есть еще один кадр, который я бы хотел вам показать. Это случилось на сиенде чуть меньше года назад.
Теперь они увидели на экране солнечный день. Меж полей тянулась пыльная дорога. По ней шел странного вида человек в старом дорожном костюме, с сумкой через плечо. У него была курчавая борода, длинные волосы и широкополая шляпа.
— Это еще кто такой? — спросила Алиса.
— Я его помню! — воскликнула рабыня. — Я его помню!
— Не шумите, все увидите, — сказал Кром.
Дорога повернула, и возле нее обнаружился обложенный бетонными плитами источник, у которого стояла рабыня Заури и пила воду из жестяной погнутой кружки. Рядом, прямо на земле, в пыли, сидели другие маленькие рабыни.
— Жарко было, просто ужас, — вспомнила Заури.
— Что это вы такие грязные? — весело спросил странник, приглядываясь к девочкам. — Сколько я по планетам хожу, таких еще не видел.
— А мы здесь работаем, — ответила Заури.
— Таким маленьким в куклы надо играть, а не работать. Дашь напиться, кроха?
Заури, как зачарованная, протянула страннику кружку. Он подставил ее под струю, лившуюся из ржавой железной трубы, наполнил водой и начал жадно пить. Маленькие рабыни смотрели на него не отрываясь.
— Спасибо, — сказал путник, возвращая кружку. — А до вашей этой самой сиенды… далеко еще?
— Вон там, — сказала Заури. — Вас проводить?
— А ты не боишься?
— А чего мне бояться?
— Ну проводи… Постой-постой, что-то мне твое лицо знакомо? А ты меня не помнишь?
— Нет, — сказала Заури.
— А ты никогда на «Квадрате» не летала?
— Чего?
— Нет, наверное, обознался. Твои папа и мама где?
— Не знаю…
— А как ты сюда попала?
— Не знаю…
— Голову готов поставить на кон, что ты — Лара Коралли…
— Не знаю… — На глаза у девочки начали наворачиваться слезы.
— И родинка на шее. Точно как у Ларочки.
И тут послышался грубый голос:
— Эй, ты чего с ним разговариваешь?
К ним подходила надсмотрщица Берта.
— А что, нельзя разговаривать? — спросил странник.
— Нельзя. Больница здесь для малолетних идиоток, — ухмыльнулась надсмотрщица. — Чего здесь делаешь?
— Да машина моя что-то барахлит. Пришлось вон там, на поле, приземлиться. Вот и иду, ищу, где у вас механик.
— Покажи удостоверение или какой-нибудь документ. А вдруг ты разбойник? Мы здесь разбойников не любим. Чуть что — к стенке. У нас же дети! Заботиться надо, правда?
Надсмотрщица все время отвратительно улыбалась.
— Ладно, ты только покажи мне, где механик, — сказал странник.
— А вы брысь! — рявкнула на рабынь надсмотрщица. — Быстро по местам!
Девочки побежали в поле.
— Скажи мне, приятельница, — спросил путник, — вон ту девчушку, с кружкой, как зовут? Не Ларой?
— Нет, Заури она, — ответила надсмотрщица.
— Она местная?
— Местная, местная. Мы все местные.
Путник пожал плечами.
Экран погас…