Он вошел в салон самолета и сказал тонким голосом:
– Попрошу документы.
И тогда пассажиры самолета – и Георгий Георгиевич, и Элина Виленовна, и все прочие референты и секретари, включая красивого компьютера, – предъявили свои пропуска.
Вот такие строгие царили там порядки.
Эти правила были заведены после того, как один турист, а может, просто пастух-оленевод забрел в те места и вошел в лабораторию.
Войти он, говорят, вошел, но больше его никто не видел.
Полотенц, как и все, показал свой паспорт, потом специальный пропуск, а потом отпечаток своего большого пальца.
– Как дела? – спросил Георгий Георгиевич.
– Все движется нормально, – сказал Каин. – Бурим!
Георгий Георгиевич первым пошел к бараку и по дороге шепотом спросил Каина:
– Как дела у Аглаи Тихоновны? Надеюсь, ей не причиняют вреда?
– Не беспокойтесь, – ответил Каин. – Она в целости и сохранности.
Георгий Георгиевич шагнул внутрь барака.
Элина догнала Каина и спросила шепотом:
– Надеюсь, Аглая уже случайно померла?
– Все равно что померла, – ответил Каин. – Сюда не вернется.
– И никаких следов?
– Никаких следов. Как испарилась.
– Молодец, – сказала Элина Виленовна.
Сначала они пошли на буровую площадку.
Там, под гигантским куполом, снаружи замаскированным под каменную сопку, особые машины невиданной силы, которые привезли из Японии, вкручивали в землю пятиметровую стальную трубу. Труба состояла из колец, которые автоматически сваривались друг с дружкой.
В этом цехе стоял низкий, неприятный гул, но людей там не было – на трубу и машины, которые загоняют трубу в глубь Земли, Полотенц не жалел денег. Он понимал: как только труба доберется до Подземелья, как только будет открыт путь для мертвой воды в глубины Земли, его Центр по омоложению начнет трудиться в полную силу, и каждый пациент будет приносить ему сказочные деньги, тайную славу и неодолимую власть.
Но это завтра.
Пока только расходы, расходы, расходы…
Каина делали как первый рискованный образец. Отыскали его в доме для престарелых в Малоярославце, где никто не верил, что он родился так давно. За две бутылки водки он согласился стать лабораторным человечком – а что ему было терять?
Теперь начинается второй эксперимент. Начинаем омолаживать академика Сидорова. Тут тоже на доход рассчитывать не приходится. Скажи спасибо, если все хорошо кончится. Уж очень у академика требовательная Райка. Чего-нибудь такого захочет… К примеру, стать владычицей морскою. Это не шутка. От нее можно и не такого ожидать.
Главное, как понимал Георгий Георгиевич, – не рассориться с партнерами, пока не пойдут настоящие доходы. Главное – удержаться…
Георгий Георгиевич глядел, как медленно поворачивается, врезаясь в землю, труба, и думал: приходится жертвовать даже самым дорогим! Разве ему хотелось причинять зло своей Аглае? Нет, конечно. Разумеется, она свое отжила, надоела ему безумно своей отсталостью и ограниченностью. Но он был к ней по-своему привязан. Ведь она заботилась о Гоше – о родном сыночке. Она ходила с ним гулять, лечила, когда простужался, вытирала ему сопли и готовила с ним уроки. Спасибо ей за все это!
Георгия Георгиевича охватила тоска по сыночку, по своей кровинушке, по маленькому умнику. Как он там, оторванный от родных и близких? Но надо терпеть, мой сынок! Мы еще станем господами этого мира! Для этого нужны деньги, терпение, организация и целеустремленность!
Полотенц шевелил губами, беззвучно повторяя эти слова. Он готов был отдать жизнь за свою цель.
И если бы вы его спросили, зачем эти жертвы, он ответил бы – ради Гоши! Ради его будущего, ради счастья всех детей на Земле.
И это, конечно же, было бы неправдой. Разумеется, Полотенц-старший любил Полотенца-младшего, но больше всего он все же любил самого себя. Только в этом не признавался никому.
– Пробовали пускать мертвую воду? – спросил он, не поворачивая головы.
Василий Кох ответил:
– Был пробный пуск. Относительно небольшой.
– Почему без моего разрешения?
– Мы заготавливаем первую дозу эликсира по омоложению, – ответил начальник работ, который никого не боялся, даже Полотенца. Плевать ему было на начальство. Он уже отсидел и за убийство, и за грабеж, и за компьютерный вирус, и за неприличные стихи – многосторонний Кох. – Куда-то надо было деть отходы. Я и распорядился испытать трубу. Мы прогнали внутрь двадцать пять тонн.
– И куда вода пошла?
– А кто ее знает? Если молчат снизу, значит, все, кому она пролилась на голову, уснули навечно.
– Впрочем, – заметил Георгий Георгиевич, – мне уже докладывали, что в глубинах Земли жизни нет.
– А если и была, то теперь уж наверняка с ней покончено, – заметил Василий Федорович Кох, любимый племянник садистки Эльзы из Освенцима.
Глава тринадцатая
Обжора Юхан
Севе сразу и повезло, и не повезло.
Повезло в том, что гномик Юхан кое-что знал о пути в Подземелье.
Не повезло, потому что у Юхана оказался гадкий характер и он думал, что раз Сева в четыре раза меньше его, значит, должен ему во всем подчиняться. К тому же он убежден в том, что после Колумба он самый великий в мире путешественник.