«С 27 сентября, с битвы при Лоозе, наш мальчик считается раненым и пропавшим без вести, и с этих пор никаких официальных сообщений нам больше не поступало, — пишет он школьному другу, дослужившемуся до бригадного генерала „Прохвосту“ Данстервиллу. — Но то немногое, что удается узнать у оставшихся в живых, говорит о том, что он мертв, возможно, попал под артиллерийский огонь. Что ж, его мечта осуществилась: в окопах он просидел недолго… Он вел свой взвод около мили по открытой местности и был сражен артиллерийским и пулеметным огнем, когда стал стрелять из пистолета по дому, где засели немцы. <…> Про него говорили, что он был одним из лучших младших офицеров. <…> Жизнь он прожил короткую. Горько сознавать, что годы работы перечеркнуты одним днем, но в нашем положении ведь оказались многие, да и вырастить мужчину — это уже кое-что. Жена держится превосходно, хотя конечно же уговаривает себя, что он попал в плен. Но я-то знаю, что такое артиллерийский обстрел, а потому ни на что больше не надеюсь».
«Без сына мир должен стать другим». Мир, вопреки ожиданиям, остался прежним. Жизнь Киплингов — по крайней мере со стороны — не изменилась, оставалась такой же, как до гибели Джона. Разве что стала чуть более уединенной, закрытой — «открытой», впрочем, она не была никогда. Киплинг, в соответствии со строгим, издавна установленным распорядком, по утрам работал. Кэрри, как и раньше, занималась домом, хозяйством (а оно сильно разрослось: Киплинги заводят лошадей, коров, свиней, гусей, кур, строят молочную ферму), отвечала на письма, платила по счетам, отсеивала, как это делала всегда, многочисленных посетителей. И еще больше, чем раньше, опекала мужа, в буквальном смысле слова не спускала с него глаз — после гибели сына пятидесятилетний Киплинг начал сильно сдавать. «Мистер Киплинг утратил свою жизнерадостную походку, хотя гений и отвага нисколько не притупились», — вспоминает Дороти Понтон в 1919 году. Писатель и в самом деле выглядит в это время каким-то угасшим, он сильно похудел, гастрит обострился. Киплинг часто на весь день остается в постели, ему прописывается строжайшая диета, он мучается сильными болями в желудке и в конце концов вынужден в 1922 году лечь в больницу — сначала на рентгеновское обследование, а затем на операцию, и только после операции постепенно начинается улучшение. Зато теперь ухудшается здоровье Кэрри: радикулит, диабет, падает зрение; для родителей смерть сына не прошла даром.
Несмотря на болезни, Киплинг, как и раньше, много пишет (а Дороти Понтон добросовестно, по многу раз, перепечатывает написанное мэтром — пишущей машинкой Киплинг владел плохо и неохотно). В 1917 году он выпускает сборник рассказов «Многообразие существ», в этом же году к нему обращаются с предложением написать историю полка Ирландских гвардейцев, и Киплинг, по понятным причинам, с энтузиазмом берется за дело: опрашивает приезжавших в «Бейтменз» уцелевших гвардейцев, навешает их в госпиталях, записывает воспоминания. «Эту книгу, — признавался впоследствии он, — я писал, превозмогая мучительную боль, обливаясь кровавым потом». В сентябре того же года писатель получает еще одно предложение, от которого также никак не может отказаться, — войти в Комиссию по захоронению погибших на войне британских солдат и офицеров. Возможно даже, он берется за дело не без тайной надежды: а вдруг…
По инициативе Киплинга, работавшего в комиссии до конца своих дней и изъездившего с этой целью множество стран, побывавшего на всех военных кладбищах Европы, где были захоронены британцы, а таких кладбищ было более тридцати, у входа на кладбище возвели стелу с выбитой на ней надписью «Их имена будут жить вечно».
Параллельно с историей полка Ирландских гвардейцев Киплинг пишет еще один исторический труд — «Война в горах», описание итальянской кампании. С этой целью он специально едет в Италию, где сначала поднимается в Альпы, а затем отправляется в Рим, где встречается с папой в Ватикане, про который по возвращении напишет: «Впечатление такое, что у этой земли глаз и ушей больше, чем перьев у павлина».
Общества знаменитого писателя и одиозного своим закоренелым консерватизмом общественного деятеля ищут в военные и послевоенные годы сильные мира сего. В «Книге посетителей» в «Бейтмензе», которую завела дотошная Кэрри, содержатся имена виднейших политиков, литераторов, издателей, педагогов, художников со всего света. Список имен, вспоминает Элси, сопровождался забавными пометами хозяина дома, например: «Холодный рисовый пудинг», что значило, что имярек предпочитает пудинг холодным, или аббревиатура «УВП»: «упал в пруд»; летом гости катались на лодке по пруду, и кто-то свалился в воду.