Киплинг

«Все шло по раз навсегда заведенному распорядку. Сначала двое детей (Элси и Джон. — А. Л.) подвергали пароход и пассажиров тщательному досмотру. Затем в каюте раскладывались по шкафам вещи. Следом начинались поиски старых друзей среди стюардов. „Удачным путешествием“ считалось такое, когда среди членов команды, начиная с капитана, на борту набиралось хотя бы несколько друзей и знакомых. Нашим закадычным другом стал седовласый стюард, который всегда готов был отвести нас в самые потайные и недоступные уголки корабля, а также — угостить добавкой десерта после того, как поужинают взрослые. Первые несколько дней еще было прохладно и все мучились морской болезнью, однако после Мадейры день увеличивался, ночь сокращалась, и быстро опускались тропические сумерки. Все с нетерпением ждали появления на горизонте Южного Креста. Все было известно заранее и, тем не менее, необычайно волнительно.

В дороге Р. К. много работал. Большей частью — в крошечной каюте, выходящей на шумную прогулочную палубу, но иногда и на самой палубе, сидя на маленьком складном стульчике. Шума вокруг он словно не замечал; склонится над своим блокнотом, потом встанет и пройдется по палубе, как будто это его собственный кабинет. К пассажирам он всегда проявлял огромный интерес, к детям — особенно, заводил на корабле массу друзей. Он любил подолгу беседовать с молоденьким солдатом, или с офицером-минером, который едет в Африку делать карьеру, или с кем-то из членов команды. Каждый раз нас с отцом приглашали за капитанский стол, и каждый раз отец это приглашение с благодарностью отклонял — ужинали мы вместе с остальными пассажирами.

Р. К. не обращал никакого внимания на тот интерес, который проявляли к нему пассажиры. Как-то раз прохладным вечером он, спустившись в каюту, по рассеянности вместо пальто накинул на плечи халат из верблюжьей шерсти. Когда он в таком виде поднялся на палубу, какой-то молодой человек робко обратил его внимание на то, что он по ошибке вместо пальто надел халат, однако Р. К., нисколько не смутившись, заметил, что в халате ему тепло, а это самое главное. „Надо же! — пробормотал, отходя в сторону, молодой человек. — Надел вместо пальто халат и совершенно не смущается“.

Часто на корабле оказывались его старые друзья: доктор Джеймсон, Эйб Бейли, Баден-Поуэлл, офицеры, многие известные люди, в чьих руках в то время находилась судьба Южной Африки. Р. К. шагал взад-вперед по палубе и вел с ними долгие беседы. Часто после десяти вечера и до того времени, когда надо было идти спать, мы вместе с другими детьми собирались на нагретой солнцем палубе, садились вокруг отца в кружок, и он рассказывал нам истории…»

Начиная с 1909 года Южную Африку, которой пришедшие на смену консерваторам либералы предоставили, к глубокому разочарованию Киплинга, самостоятельность, сменила Швейцария. Киплинги плыли пароходом и ехали поездом в Энгельберг или в Сен-Морис, где дети в течение месяца-полутора катались на лыжах и на коньках, а оттуда нередко отправлялись в Восточные Пиренеи, в Верне-ле-Бен, куда страдавшей радикулитом Кэрри порекомендовали ездить врачи.

В 1911 году Киплинги впервые побывали в Ирландии, которая писателю решительно не понравилась — возможно, из-за принимающего все более широкий размах движения за «гомруль», то есть самоуправление. Киплингу не нравилось, когда колония Британской империи требует независимости, и в Дублине он увидел только то, что хотел увидеть — «помои и всеобщий застой». Для Джеймса Джойса Дублин был «грязным и родным» (dirty and dear), для Киплинга — грязным и чужим.

А вот в Египте, куда Киплинги попали перед самой войной, в 1913 году, «грязь и помои» писателя нисколько не смутили, он любил восточные города и простил Каиру, как раньше прощал Лахору, Бомбею и Калькутте, жару и чудовищную грязь. Зато невзлюбил империалиста из империалистов, в прошлом отважного воина, фельдмаршала Горацио Роберта Китченера, сменившего Робертса на посту главнокомандующего английскими войсками в Южной Африке. «Разжиревшим фараоном в шпорах, не в меру болтливым и одуревшим от власти» назвал он, против ожидания, своего былого кумира.

А до этого была поездка в любимую Канаду, где Киплингу в 1906 году присвоили почетную степень монреальского протестантского университета Макгилл и где он, выступая с публичными лекциями, доехал в специальном вагоне до Ванкувера и обратно. Канада, которую Киплинг, мы помним, всегда ставил в пример Америке, не разочаровала и на сей раз.

Не успели Киплинги вернуться домой, как зимой 1907 года «пришлось» ехать в Стокгольм — получать Нобелевскую премию по литературе, первую, которой удостоился английский писатель.