Кио ку мицу !

Врезавшийся в тумбу, мотоцикл Рихарда все еще лежал на улице, разбитый, с погнутым рулем и продавленным бензобаком. У соседней тумбы расплылось большое пятно крови. Очевидно, ударившись о бетонную предохранительную тумбу, Рихард вылетел из седла, пролетел несколько метров и ударился лицом и грудью о следующую тумбу. Анна нагнулась, разглядывая что-то на земле.

- Смотри, смотри, его зубы! - И она в ужасе закрыла глаза.

- Только бы он был жив, только бы жив, - шептал Клаузен, ошеломленный свалившимся несчастьем. - Поедем! Нельзя терять времени.

На улице Нагасаки Клаузен достал связку ключей, взятую у Зорге, открыл входную дверь, и они вошли в его домик. На столе в кабинете лежал фотоаппарат. Макс торопливо вынул кассету и сунул ее в карман. Открыв ящики, сгреб, не разбирая, какие-то бумаги, передал Анне. На столе лежал немецкий статистический справочник. Клаузен переложил его на книжную полку, в самый дальний угол, прикрыл какими-то книгами... Зазвонил телефон - настойчиво, громко. Макс не поднял трубку... Через несколько минут они снова были в машине.

Когда в немецком посольстве стало известно о происшествии, в квартиру Зорге, вместе с князем Урахом, приехал полицейский атташе штурмбаннфюрер Хаас. Они осмотрели все комнаты и опечатали входные двери в домике немецкого корреспондента.

Утром каждого дня на перекрестках магистральных улиц Токио, на полицейских участках, в назидание водителям машин вывешивают светящиеся табло, извещающие о числе аварий и катастроф в городе убитых столько-то, раненых столько-то... Среди тяжело раненных при мотоциклетной аварии в тот день был немецкий корреспондент Рихард Зорге. Полицейский президент не мог, конечно, знать, что советский разведчик при выполнении своего задания сознательно нарушил правила уличного движения и ехал с недозволенной скоростью - за сто километров в час...

А шифрованное донесение с некоторым опозданием все же ушло в тот день в "Висбаден", оттуда в Центр. Для этого Клаузен уехал на побережье. И сотрудник кемпейтай, наблюдающий за радиосвязью, снова сделал в служебном журнале пометку:

"15 марта 1938 г. 19 часов 20 минут. Вновь отмечена работа неизвестной коротковолновой станции. Провести пеленгацию станции не удалось. Предположительно передача велась с подводной лодки близ полуострова Ицу. Расшифровать содержание передачи не представилось возможным".

В специальной папке, хранившейся в кемпейтай, это была, может быть, сотая радиограмма, ушедшая из Японии и не поддававшаяся расшифровке. Каждый раз таинственный передатчик работал на иной волне и шифр его не походил на предыдущий.

Первой посетительницей Рихарда в больнице была взволнованная несчастьем фрау Хельма Отт, жена посла, который в это время находился в Берлине. Еще через день появилась Исии Ханако. Рихард вызвал ее телеграммой, она гостила у матери под Хиросимой. В больнице Рихарда навещало много людей, приходили все. Все, кроме его товарищей по подполью.

Снова цвели вишни, и казалось, что на улицах, расцвеченных красочными нарядами женщин, развертываются действия старинного национального театра Кабуки. А Рихард все еще лежал в больнице. Врачи разрешили ему вставать, он начал понемногу работать, и вскоре его палата превратилась в корреспондентское бюро, заваленное газетами, телеграфными бюллетенями, вырезками, блокнотами. У него бывало много посетителей, но единственным человеком, связывавшим его с подпольщиками, была Исии Ханако, девушка из "Рейнгольда", беззаветно преданная Рихарду Зорге.

Встревоженная телеграммой, она вернулась в Токио через день после аварии и прямо с вокзала приехала в больницу. Исии вошла в палату с глазами испуганной птицы, еще не зная, что случилось с Рихардом. Лицо его было забинтовано, виднелась только часть лба, косые брови, закрытые глаза.

- Ики-сан! Что случилось, Ики-сан?! - тревожно спрашивала она, склонившись над его изголовьем.

А Зорге почти не мог говорить - боль и бинты стягивали его лицо. Не шевеля губами, он ответил шепотом:

- Ничего, Митико... Спасибо, что ты приехала, ты мне очень нужна...

Через несколько дней он попросил Исии почитать ему газеты, затем появилась машинка, и Рихард начал печатать одной рукой - Зорге возвращался к журналистике и, конечно, к разведке.

Как-то в больницу заехал Петерсдорф, Рихард уже мог сидеть в постели, мог закуривать без посторонней помощи, и рука могла держать карандаш.

Исии вышла, она всегда так поступала при посторонних, и Петерсдорф заговорил о новостях. Рихарда заинтересовал его рассказ по поводу Чан Ку-фын в районе озера Хасан под Владивостоком - на стыке трех границ: советской, маньчжурской и корейской. Это ворота в Приморье. И вот именно там назревали большие события. Об этом Рихард уже информировал Центр, но Петерсдорф рассказывал кое-что новое, конкретное и очень важное.

- Я не удивлюсь, - сказал Петерсдорф, - если осенью там разгорится конфликт, или инцидент, как любят говорить японцы.