Кио ку мицу !

Сначала помогала подруге - мыла посуду, вытирала столы, стелила скатерти. Ей ничего не платили, она просто работала, чтобы не сидеть без дела, к тому же иногда за это давали пищу. Так продолжалось несколько месяцев. Наконец к Исии пришла удача - у папаши Кетеля, хозяина ресторанчика "Рейнгольд", освободилось место официантки. Это было осенью тридцать пятого года.

Исии с трепетом прошла сквозь бутафорскую винную бочку в дверь с сосновой ветвью на притолоке - знак того, что здесь подают спиртные напитки и можно выпить горячую саке.

Когда Исии предстала перед папашей Кетелем, тот оценивающе осмотрел девушку и, видимо, остался доволен. Она была красива, Исии Ханако, в свои двадцать семь лет - изящная, тонкая, в светлом кимоно и элегантных дзори на маленьких ножках.

- Пожалуй, ты мне подойдешь, - сказал он, посасывая угасшую трубку. - Как же мы тебя назовем?.. Берта есть. Катрин есть... Агнесс! Будешь Агнесс. Я немец, и у меня все должно быть немецкое - пиво, сосиски, имена официанток... Приходи через три дня и заучи вот эти слова...

Папаша Кетель заставил Исии записать несколько немецких слов: "Гутен таг", "Данке шен", "Вас вьюншен зи?"1

1 Что вы желаете?

- Работать будешь в немецком платье, как у них, - кивнул Кетель на девушек в сарафанах и цветных фартуках. - У меня ресторан немецкий...

Почти сразу же как Исии Ханако начала работать в "Рейнгольде", она обратила внимание на посетителя ресторанчика - слегка прихрамывающего человека с волевым лицом и широкими бровями вразлет, как у воителя, охраняющего Будду. Чаще всего он приходил один, садился у крайнего столика ближе к окну, со многими здоровался, иногда, не допив пиво, куда-то исчезал, а через полчаса-час снова возвращался к своему столику.

Однажды папаша Кетель подозвал к себе Исии и сказал ей:

- Послушай, Агнесс, обслужи-ка вон того господина, что сидит один у окна. Это доктор Зорге. Сегодня у него день рождения, а он почему-то один. Развлеки его...

В обязанность девушек из ресторана входило развлекать посетителей. Их называли хостас - хозяйки. Гостеприимные, общительные, они сервировали стол, приносили блюда и, усаживаясь рядом, поддерживали разговор.

Исии подошла к столику и спросила по-немецки, как учил ее папаша Кетель:

- Вас вьюншен зи?

Зорге взглянул на нее - маленькую, стройную, с большими, как вишни, темными глазами... А брови - черные, тонкие радуги. Нежные очертания губ придавали лицу выражение застенчивой мягкости.

Зорге спросил:

- Откуда вы знаете немецкий язык?.. Я хочу, чтобы вы посидели со мной.

Исии не поняла. Зорге повторил это по-японски.

- Как вас зовут? - спросил он.

- Агнесс.

- Агнесс?! - Зорге рассмеялся в первый раз за весь вечер. Немецкая девушка, которая не говорит по-немецки... Знаю я эти штучки папаши Кетеля!..

Рихарду Зорге в тот день исполнилось сорок лет - четвертого октября тридцать пятого года. И он чувствовал себя очень одиноким. С настоящими друзьями встретиться было нельзя, с друзьями в кавычках очень уж не хотелось. Рихард пошел в "Рейнгольд", просто чтобы побыть на людях. Папаша Кетель заметил, что его знакомый доктор почему-то не в духе. Учтиво осведомился об этом.

- Да вот праздную сорокалетие, - иронически усмехнулся Зорге...

Потом подошла эти маленькая японка с глазами-вишнями, и они просидели вдвоем весь вечер.

Рихард сказал:

- Мне иногда нравится делать все наоборот - какой бы я мог сделать вам подарок? Сегодня день моего рождения, - пояснил он, - и мне будет приятно сделать подарок вам.

- Мне ничего не надо.

- А все-таки.

- Ну, тогда, может быть, какую-нибудь пластинку, - неуверенно сказала она. - Я люблю музыку.

Из "Рейнгольда" Рихард уезжал на своем мотоцикле. У него был прекрасный "Харлей". Как принято, Исии провожала его на улице.

На другой день Исии была свободна, и они встретились днем на Гинзе. Теперь она была в светлом кимоно с цветным поясом, волосы ее были искусно уложены в высокую прическу. В руках Исии держала пачку нот, завязанных в фуросика - розовый шелковый платок.

- Что это? - спросил Рихард.

- Ноты... Утром у меня был урок музыки, и мне не захотелось возвращаться из-за них домой.

Зорге взял ноты, попытался прочитать надпись. Он еще слабо разбирался в сложных японских иероглифах. "Митико", - прочитал он.

- Нет, нет, - рассмеялась Исии, - это Мияки, фамилия моей приемной матери.

- Но все равно, мне нравится - Митико. Я буду называть вас Митико.

Они зашли в музыкальный магазин, и Зорге выбрал несколько пластинок Моцарта: отрывки из "Волшебной флейты", скрипичные концерты, что-то еще.

- Моцарт мой самый любимый композитор, - сказал Рихард. - Уверен, что вы получите удовольствие. Мне кажется, в истории музыки не было такого мощного и разностороннего гения. Вот "Волшебная флейта". Сколько в ней мудрости! Когда ее слушаешь, будто утоляешь жажду. Рихард задумался: - Вот несправедливость судьбы! Гений, которому надо ставить памятник выше небес, похоронен в общей могиле для бездомных нищих...

Через много лет Исии, содрогаясь, вспоминала эти его слова... Как схожи оказались судьбы Зорге и Моцарта.