Читаем Кино, Театр, Бессознательное полностью

Давайте перейдем в нашем анализе на более практический уровень: невозможно победить, преследуя чужие преступления. Внутри у этих трех полицейских — сущий ад. Насколько проницательно они ведут расследование вовне, настолько же они опустошены внутри. Тот, кто при определенных обстоятельствах поступает на службу в полицию, уже не может от нее отказаться, чтобы не обрести в душе печать осуждения, чтобы не по чувствовать себя неудачником, слабаком, не дотянувшим до идеала системы. То же самое происходит с теми, кто покидает какой-либо священнический орден. Разумеется, это лишь комплекс, все это не имеет отношения к истине, однако субъект продолжает чувствовать себя заклейменным.

Тот, кто ошибается, должен платить: неважно, будет он расплачиваться вовне или внутри себя. Молодой агент тоже должен заплатить за совершенное убийство другого полицейского. С другой стороны, кто докажет, что он был вынужден стрелять? Может быть, это он и был идейным организатором всего, лишь притворившимся жертвой? А друг-полицейский, дающий ему возможность скрыться, был его сообщником... Таким образом, молодой агент тоже укрепляет систему: после того, что он сделал, будут созданы более жесткие законы. Тот, кто, занимая определенное место в структурах власти, совершает явное преступление, предоставляет в распоряжение системы новые оковы, поскольку законы возникают всегда как реакция на причинение вреда, признанное опасным.

10 См. главу по фильму "Пикник на Висячей скале". Прим. пер.

Если мы прибегнем непосредственно к онтопсихологической логике, то окажется, что система противостоит любым проявлениям души. Система обладает собственными функциями, но необходимо научиться ее использовать, не позволяя убедить себя ни в чем таком, что побуждало бы ее любить или нападать на нее: нужно жить в системе, не принадлежа ей, поддерживая в себе состояние атараксии и постоянной отстраненности.

Систему следует использовать тогда, когда нас вынуждает к этому социальное насилие — для того, чтобы сохранить равновесие в собственной экономической, исторической, политической автономии. Социальные институты, если грамотно их использовать, могут обеспечить улучшение и защиту миллионам индивидов, неспособных жить самостоятельно, — это подобие механической матери, инкубатора для множества неспособных. Однако не стоит попадать внутрь него, потому что, как только это случится, человек начинает исполнять одну из двух ролей: робота-полицейского или героя. Эти роли являются взаимодополняющими элементами, с помощью которых система паразитирует на человеческой расе. Мы должны освоить третью дорогу: отличное сотрудничество при полной трансцендентности над всеми механистическими хитросплетениями системы. Следует изучить ее и использовать, руководствуясь равновесием собственного ума.

Стоит человеку хотя бы частично втянуться в описанный процесс, он тут же оказывается полностью захваченным: как только ты начинаешь стрелять по манекенам, ты выбираешь кровавую оргию, и внутри тебя обосновывается смерть, структурируя тебя согласно логике системы. Героический персонаж должен плохо кончить, потому что он — преступник, в то время как второй персонаж должен исполнить обязанности полицейского: это игра, в которой противники ведут друг друга к опустошению на радость торжествующей системе.

Героический персонаж вводится для того, чтобы всколыхнуть и привлечь людские чувства. Обращаясь к нему, я бы сказал: "Чего же ты хочешь? Ты ищешь волну? Просто волну и ничего больше?". Он искал волну для того, чтобы оказаться "по ту сторону". "А, значит, тебя интересует запредельное, нечто, что находится по ту сторону, но ты уверен, что таким способом ты его достигнешь?". Множество удовольствий, и даже множество переживаний мистической прозрачности, доступны уже здесь. Таким образом, нужно познать рай здешний, ну а затем, когда в экзистенциальном измерении все с избытком исполнено, неизбежно состоится переход в метафизическую запредельность11. Участь волны — разбиться о берег, а на смену ей придет другая. Нужно проживать волну, но не бороться с ней и не сопротивляться.

Каков же идеал? Каковы истинные ценности? Что правильно? Что надлежит делать? Ответ кроется и существует только там, где движение, динамика, напряжение, неудержимое стремление оправданы, выступая как соразмерность потребности и результата. В нагромождении идеологических искажений и продуктов социально-экономического, или индивидуалистически-экзистенциального, программирования для того, чтобы воздать должное логике ценностей, (то есть логике, подтвержденной процессом и результатом), необходима точка отсчета, способная одновременно послужить точкой опоры, или же функциональной реальностью, обеспечивающей согласованность процесса, или движения, с целостным достижением действующего кванта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология