Кингчесс (СИ)

Феликс фон Штуббе, сидя в кабинете, читал очередное письмо от Иоанна Тёмного, текст которого повторялся от письма к письму. В нём Мамба просил, требовал, убеждал диверсифицировать поставку миномётов и гранат к ним, а также ручных пулемётов и винтовок.

Патронный завод работал уже в полную силу, так же, как и артиллерийский, и ещё один, отдельный, специально построенный для производства миномётов. В русской армии их ещё не оценили по достоинству, впрочем, как и во всех остальных.

Но, учитывая опыт африканских войн, стали уделять внимание их разработке, но не в том объёме, в каком они заслуживали. Феликс же привлекал всё больше и больше людей к их производству и усовершенствованию. Но и это было не всё. С Иоанном Тёмным уже было подписано соглашение, по которому он выкупал всё оружие по оптовой цене, практически по себестоимости, но зато все заводы переходили в собственность семье фон Штуббе.

Это в немалой степени ободрило Феликса, так как вся ситуация и доля денег, вложенных Мамбой, были весьма щекотливыми и порождали вопросы от посторонних людей, на которые трудно было ответить. Но Мамба присылал деньги не только за уже произведённое оружие, но и на разработку новых образцов и покупку морских мин.

На очереди к производству стояла 37-мм автоматическая пушка Макклина, который не переставал удивлять своими техническими изобретениями, щедро спонсированными императором Африки. Талант, деньги и некоторые идеи чернокожего вождя, впрочем, весьма примерные, придавали потенциал и направление творческим разработкам изобретателя.

На заводе выпускались уже огромными партиями пятидесяти, восьмидесяти и сто двадцати миллиметровые миномёты. Ими Иоанн Тёмный решил заменить лёгкую, среднюю и тяжёлую артиллерию, применяемую на просторах Африки. Ведь миномёт можно разобрать и нести на себе, в крайнем случае, самый тяжёлый мог нести и осёл, как в прямом, так и в переносном смысле.

Гораздо большее беспокойство у Штуббе вызывала приписка в конце письма.

«Феликс, ты готов к революции в России? Ты, возможно, скажешь, что её не будет, но ты ошибаешься, она будет! И тебе надо готовиться к ней заранее. Наличие у тебя фабрик и заводов автоматически причисляет тебя к классу эксплуататоров, а то, что у тебя работают, в большинстве своём, немцы, тебя не спасёт, так же, как и социальная страховка, бесплатные столовые для рабочих и остальные льготы на производстве помогут тебе только в Баронске. Может быть, ещё в Саратове, и на этом всё. Предлагаю тебе озаботиться переносом производства в Африку, или постройку там таких же заводов, с помощью моих и твоих капиталов. Ты же знаешь, что у меня нет людей, способных выполнить эту задачу. А вот тебе и всем остальным остзейским немцам следует внимательнее относиться к возможности революционной ситуации в России. Как только станет ясно, что наступила анархия, вся Прибалтика обретёт независимость, а все проживающие в ней немцы — смерть. Ты можешь мне не верить, это твоё дело. Есть несколько факторов, которые могут предотвратить развитие революции по очень плохому сценарию, но боюсь, ты не сможешь убить Ленина, а значит, наступит гражданская война, и ты можешь погибнуть со всей семьёй. Если так произойдёт, а ты не послушаешь моего совета, то моя совесть перед тобой чиста. Твой навсегда, Иоанн Тёмный».

Медленно отставив руку с письмом, Феликс фон Штуббе глубоко задумался. То, о чём его предупреждал Мамба, действительно уже стало наклёвываться, но пока в провинции эти настроения были не очевидны. А вот его брат Герхард, ставший уже генерал-майором в Главном артиллерийском управлении, много рассказывал о том, что происходит на улицах и в Государственной Думе.

Страну стала захлёстывать волна популярности социализма. Жандармов ненавидели, причём те, которым вообще не было никакого дела до них, не страдающие от произвола или чего-либо ещё. Экзальтированные гимназистки, юноши с горящими глазами и пустыми карманами требовали свергнуть монархию и войти в историю как демократическое европейское государство.

Брат Герхард рассказывал, как сын известного профессора-математика влез на крышу жилого дома и сбросил оттуда бутылку с серной кислотой на голову полицейского, спокойно проходящего внизу. А у этого юноши не было никаких причин ненавидеть полицейских! Что творилось в головах молодёжи, понять было невозможно.

Страну начала захлёстывать волна стачек, демонстраций, локаутов, и тысяча девятьсот восьмой год грозил обернуться чем-то страшным, но пока ситуация ещё была под контролем. Эсэры, кадеты, большевики, меньшевики, центристы и марксисты, все они развращали молодёжь своими идеями интернационализма и коммунизма, и они же кричали с трибун Государственной Думы зажигательные речи, клеймя позором косность и зашоренность империи.

Да, проблемы были, и их надо было решать, но не террором же и формулой: «Всё отнять и поделить!». И без пропаганды коммун. Левым социалистам аплодировали стоя, а голосов правых и центристов никто не желал слышать.