Весь уцелевший гарнизон спешно грузился на несколько речных пароходов, стоявших под парами, а их отход прикрывал отборный отряд миномётчиков и пулемётчиков, сражавшихся до последнего и бросившихся в воду только после того, как последний негритянский солдат погрузился на пароходы.
С пароходов по берегу хлестали длинными очередями многочисленные станковые пулемёты, в свою очередь, прикрывая тех, кто плыл сейчас к ним. Подобрав последних воинов и издав длинные гудки, словно обыкновенные гражданские пароходы, судна ушли вверх по Нилу, полностью скрывшись вскоре в утренней дымке.
После них остались лишь трупы, покачивающиеся на воде, да развороченный взрывами берег, сплошь засыпанный осколками, винтовочными и пулемётными гильзами. Сражение за Вади-Хальфу закончилось с огромными потерями для турецких войск.
Впереди был трудный путь, турецкой армии пришлось пешком продвигаться по пустой земле, где все поля были убраны или уничтожены, и нигде не было ни зёрнышка, ни фиги. Фиги, как раз, впрочем, были, но не те, которые съедобные, а те, которые обычно крутят друг другу люди. Похоронив всех убитых, дождавшись подкреплений и продовольствия, генерал фон дер Гольц двинул своё войско на Донголу, которой суждено было стать местом генерального сражения между турецкой армией и армией Иоанна Тёмного.
Император Судана Иоанн I ожидал со своим войском турецкую армию перед Донголой. Он не знал, на что рассчитывали турки и немцы, проникая на африканскую территорию со своими силами. Видимо, на то, что он не сможет собрать достаточно людей, и они окажутся сильнее. Но он был жесток и учёл весь свой предыдущий опыт, не испытывая никакого снисхождения к врагам. Каждый должен ответить за свои действия в полной мере.
Слабость при создании империи неприемлема, слабость порождает предательство, а предательство предвосхищает развал государства. Он не был слабым, и давно уже утратил бывшую в нём от природы доброту. Не сразу, наверное, после того, как потерял свою первую жену.
Сейчас он был женат снова и был любим, насколько это возможно. Но он сильно изменился и не смотрел на мир прежними глазами, наоборот, он словно вставил в свои глаза светофильтры, рассматривая мир в разных цветах. Увы, в них не было розового цвета, всё больше красного и чёрного, разбавленного серым и белым.
Перед ним разворачивались ряды подчиненной армии, а вдалеке строились в боевые порядки турки. Его войско не превосходило по численности турецкую армию, истрёпанную тяжёлыми боями. Но эти люди хорошо осознавали, зачем сейчас они стоят тут, а в рядах турецкой армии только египтяне и знали, за что они будут сейчас сражаться.
Их боевой дух держался на агрессии, жажде славы, доблести и обычных низменных страстях. Но боевой дух без морального настроя и подкрепления — это словно человек, стоящий на одной ноге, любое неблагоприятное обстоятельство в состоянии его опрокинуть на землю одним толчком.
Моральная правота состоит из чувства долга, чувства сопричастности с теми воинами, которые стоят рядом, плечо к плечу, в осознании необходимости сражаться за свою землю и стремлении защитить свою семью и своё будущее. У мамбовцев этот моральный дух присутствовал в полном объёме. Что трудно было сказать о противоположной стороне.
Грянул выстрел первого орудия, в ответ начали прилетать снаряды с противоположной стороны. Постепенно канонада разрасталась. Снаряды летели в обе стороны, с разным успехом накрывая ряды противника, выкашивая людей осколками или разбрасывая их силой взрыва. Выстрелы шипели, свистели, грохотали, мины выли, как ведьмы, заходящие в пике на мётлах, в надежде приземлиться прямо на голову неразумному человеку.
Битва кипела, люди отчаянно сражались, стреляли друг в друга, кололи штыками и кромсали всем, что попадалось под руку. Схватывались в рукопашной, грызли друг друга, били прикладами, рубили саблями, но силы пока были равны, а ожесточение боя все нарастало.
Верблюжьи полки приступили к сражению с чёрными всадниками и берберами, союзными императору Судана. Здесь тоже образовалось шаткое равновесие. Никто не собирался никому уступать, все яростно бились, каждый за свое, а кому-то из турецких солдат просто было страшно отступить. Ведь в случае бегства их ожидала неминуемая смерть, и это хорошо понимали и турки, и египтяне. Да и сам генерал фон дер Гольц это осознавал.
— Придётся посылать в бой гвардию, — мелькнула в голове черного императора тоскливая мысль. Хоть я и не Наполеон, но сравнение подходило. Проиграть бой не было зазорным, зазорным было подло и глупо слить всю империю в результате одного сражения.
Да, это сражение не казалось главным, но в случае победы над турками фон дер Гольца, вторую их группировку, которая сейчас двигалась в сторону Хартума, ничего не стоило бы окружить и разбить по частям. Без боеприпасов и продовольствия они долго не продержатся. Им нет смысла воевать ни за что, ни про что. А значит, их поражение, всего лишь, дело времени.
— Гвардию вперёд!