Кинг (ЛП)

— И… Просто предупреждение. Я знаю, что здесь совершеннолетняя публика. Поскольку это писал сам Преппи, то в тексте есть… Ээммм… Яркая лексика.

Извиняющимся взглядом я посмотрела на священника, чье внимание уже полностью было в телефоне, а его большой палец клацал по клавишам.

«Друзья и ублюдки,

Вы что, думали, что я оставлю последнее слово за вами?

Них*я. Я быстрее поступлю на работу в отдел гражданской обороны, чем вы скажете обо мне что-то хорошее, так что лучше я сам. Я обновлял это письмо каждую неделю с тех самых пор, как мне исполнилось десять лет, потому что ситуация, в которой я жил, давала понять, что я мог не дожить до двенадцати, а моя семья, если ее вообще можно так назвать, и два пальца об асфальт не ударит, чтобы сказать обо мне что-то на моих похоронах. А мысль об этом, мысль о тишине, когда вы опустите меня в землю, была для меня хуже, чем мысль о смерти. Поэтому это стало привычкой, и я продолжал.

Из-за моей недавней смертью вот что вы все, засранцы, должны от меня услышать.

Если вы читаете это перед толпой народа, разодетой в черное, значит, мне удалось достичь того периода времени, которого я никогда не думал достигнуть. У меня получилось пожать урожай в двадцать шесть, а это была еще та адская поездка.

Теперь я мертв и скоро буду гнить в гребаной земле. Меня сожрут черви, или другие жуки, или какая-то ху*ня. Но не переживайте из-за меня, потому что я умер счастливым ублюдком.

Оглядываясь назад, я никогда не думал, что у меня будет жизнь, которую можно описать словом «счастливая», но она была. И все потому, что, когда мне было одиннадцать лет, этот огромный, дикий, брутальный малец освободил меня от придурка, имени которого я называть не стану. И тогда этот малец стал моим другом. О, нах*й это, того прыща звали Тайлер Найтингеил, и эта киска все еще живет со своей мамашей и работает в ночные смены в магазине «Stop-N-Go» на заправке. Сраный мудило. Пните его машину по дороге домой.

Так, я отхожу от гребаной темы.

Тот мужиковатый парень стал мне больше, чем другом. Он стал лучшим гребаным другом, о котором можно просить. Он стал моей единственной семьей. Наше детство было полным хаосом, нам приходилось проживать наши жизни по правилам, которые мы сами себе устанавливали. Он не обязан был дружить с тощим мальцом в синяках по всему телу и порочным грязным ртом. Он мог отвернуться. Мог проигнорировать меня, когда я без умолку трещал возле него. Есть множество вещей, которые он мог сделать. Но он выбрал меня своей семьей, а я выбрал его своей.