— Доброй ночи, Владлен Мирославович. — Интересно, почему он сам открыл дверь? Неужели прячет встречу с нами даже от своих домашних?
— София Аганесовна, рад встрече. — Ширин целует мою руку и смотрит прямо в глаза так будто не хочет отпускать из-под прицела. Слишком долго целует, мне становится не по себе. Похоже, Сомову тоже.
— Владлен Мирославович, мы к Вам по серьезному делу, просим прощения за столь поздний визит, но это на самом деле не терпит отлагательств.
Наконец-то он отпускает мою руку. Странно, как минимум неприлично.
Мы садимся в плетеные кресла вокруг такого же стола с тарелкой фруктов по центру, и Ширина начинает.
— Я знаю, зачем вы здесь, поэтому и встречаю вас один. Никто, ни семья, ни охрана, ни дворецкий не подозревают, что я тут с вами. Даже камеры отключены.
Даже камеры отключены…
Тут я вспоминаю про отказ охранника парковки показывать мне запись с камер, и мне на секунду кажется, что эти два факта можно связать между собой, но немного поразмыслив, я заключаю, что все-таки они разные. Мои институтские знания следственного производства позволяют откидывать некоторые данные, не имеющие дела к расследованию, ведь иногда они на самом деле лишние и вводят в заблуждение. Вот например, однажды я искала грабителя одного из ювелирных магазинов, и все детали преступления пыталась увязать с тем, что на стене магазина остались следы от пуль. Оказалось, что они двухлетней давности, когда пьяный директор магазина, отправляясь на охоту заехал с друзьями за кассой, и чтобы покрасоваться перед продавщицами, выстрелил из ружья. Осознав отсутствие связи, я раскрыла преступление.
— София, — Сомов касается моей руки. — Ты где витаешь?
Я смотрю в его карие глаза и вижу некоторое недовольство. Неудивительно, он ведь остановил время, а я даже не заметила этого.
— Ширин — не антикинетик. — Он указывает на неподвижного будущего мера, и на секунду мне становится страшно. Ведь этот человек станет управлять Петербургом, людьми, а кто-то по всей видимости управляет им.
— Больше того, я полагаю, он и не убийца.
— Согласен. Но мы все еще не знаем ответа.
— Тогда возобновляй время, расспросим его.
Через мгновение этот голубоглазый худощавый мужчина продолжает пояснять, почему он прячется.
— Так Ваша охрана работает на брата Ирины Жибарецки?
— Да. На Исаака Авраамовича.
2 глава
— Где Лев? — прорывается из моих уст.
— Милая, тебе не нужно сейчас говорить. Не стоит вообще напрягаться.
— Где Лев? Позовите Льва! — собирая все силы, пытаюсь сесть.
— София, успокойся. Я не понимаю, о ком ты говоришь.
— Сомов, мой учитель физики… Где он?.. Как я здесь оказалась?… Мы почти раскрыли дело!.. Мы были у Ширина… Исаак Авраамович замешан в убийстве Жибарецки…
— София, милая, успокойся. Ты бредишь!
Я еле поднимаюсь на подушке.
— Дорогая, ты проснулась. — голос не похож на Сомова. И на отца тоже. Родной, но и чужой в то же время. О, господи, это мой бывший муж. Что он здесь делает? Кто его позвал?
— Олег. Что ты здесь делаешь?
— Я приехал сразу, как мне позвонила Анна Ильинична. Она сказала мне, что ты в жуткой депрессии из-за нашего развода, что ты наглоталась валиума[2], чтобы покончить с собой.
Валиум? Депрессия? Что он такое говорит? Я не страдала от расставания ни секунды.
Да, я пыталась вернуть его, пыталась сохранить брак, но не страдала. По крайней мере это не было депрессией.
— Это неправда… Я не могла…
— Могла, дорогая. — мама, что она делает, почему соглашается с ним? — я нашла тебя вчера в комнате на полу, рядом лежал пустой пузырек.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Снова тошнит… Не рвет… Просто тошнит…
— Я тебе тут же промыла желудок и поставила капельницу. В скорую обращаться не стала, чтобы тебя не поставили на учет в психо-неврологический диспансер. Позвала миссис Пен, свою подругу с колледжа, медсестру по обмену. Теперь она следит, чтобы ты не волновалась больше и не попыталась снова покончить с собой.