Киммерийская крепость

– Ты почему не женат? – продолжая улыбаться, быстро спросил Гурьев.

Шульгин помялся немного и вздохнул. И махнул рукой:

– А! Сначала было не до того. А потом стало не до этого.

– Ясно, – кивнул Гурьев и, улыбнувшись совсем уже безгранично, хлопнул Шульгина по плечу.

– Дорогая вещь, – опять покосился на коньяк Шульгин. – Ну, поехали.

Они чокнулись и выпили.

– Я не стеснён в средствах, не волнуйся, – Гурьев отправил в рот «гвардейский пыж» – два ломтика сыра, а между ними – кружок лимона без шкурки, и Шульгин, крякнув, ловко собезьянничал.

– А где машинка? – завертел головой Шульгин. – Ну, которая деньги печатает, – И видя – Гурьев не собирается отвечать, сменил тему: – А что это за закуска такая хитрая?

– Имени покойного императора Николая Второго, Денис.

– Ага, – немного удивился Шульгин. – Ну, между первой и второй… За что пьём?

– Со свиданьицем, – Гурьев тихонько звякнул своей рюмкой о рюмку Шульгина и медленно выпил.

Денис, напротив, залпом опрокинул в себя напиток и полез пальцами за очередным «пыжом»:

– А ничего, крепкий! Посуда уж вот только мелковата.

– Тепло? – поинтересовался Гурьев.

– После пятой поглядим, – уклонился от прямого ответа Шульгин, набивая рот закуской. – Ты надолго к нам?

– Увидим, – Гурьев быстро изготовил новую порцию закуски и отправил это себе в рот. – Полагаю, да.

– Это хорошо.

– Чему ты так рад, боцман? Думаешь, тебе со мной легко будет?

– А я и не хочу, чтобы легко. Я хочу, чтоб весело было. А с тобой, Кириллыч, видно: уж чего-чего, а вот соскучиться – ну, никак не получится.

– Наблюдательный, – Гурьев облокотился на стол. – Стихами разговариваешь. Но уж очень быстрый ты, Денис. Это мне не подходит.

– Есть самый малый вперёд, – наклонил голову Шульгин. – А чего ждём?

– Мы не ждём, Денис. Мы работаем и готовимся.

– Не понял.

– Это потому, что торопишься. Ты не торопись. Ты наблюдай и думай.

– А Маслаков?

Ага, мы вернулись к нашим баранам, подумал Гурьев. Он снова налил коньяк Денису и себе:

– Маслаков, Маслаков. Что это ты так на него бросаешься?

– Да уж больно здоровый он гад, Кириллыч. И скользкий, не ухватишь!

– Денис.

– Что – «Денис»!? Тебе… Знаешь, что он тут вытворяет? Врагов народа разоблачает! Без роздыху… Су… Бл… Твою… Ну, в общем, – Шульгин яростно почесался. – Я бы эту падлу своими руками, – он поднёс ладони к лицу и посмотрел на них со злостью. – Только коротки у меня руки-то. Я понимаю, что ты от мамкиной титьки сам давно оторвался, просто предупреждаю. На всякий случай.

– Чувствуется, серьёзно он тебя допёк.

– Да всех он загребал, всех!

– Ясно, ясно, – Гурьев усмехнулся. – Ты писать умеешь?

– Чего?!

– Грамоту знаешь, спрашиваю?!

– Ну?!

– Ну и написал бы, куда следует. Клин клином, как говорится.

Рука Шульгина замерла на полдороги к рюмке. Он уставился на Гурьева:

– Ты чё, Кириллыч? Грёбнулся, что ли? Ты за кого меня держишь-то?

– Ты волну не поднимай, боцман, ты лучше пей.

– Не-е-ет, ты погоди, погоди!

– Да нечего мне годить, Денис, -Гурьева улыбнулся и прищурился. – Как хныкать, так вы тут как тут, пожалуйста. А как сделать что-нибудь, так в кусты? Потому всякие подонки уселись вам на шею и ножки свесили.

Шульгин крякнул и опустил голову. Гурьев молчал, наблюдая. Наконец Денис поднял лицо и хмуро посмотрел ему в глаза:

– Нехорошо говоришь, Кириллыч. Неправильно. Доброе дело надо чистыми руками делать!

– А если чистыми не получается?

– Вешайся, – убеждённо сказал Шульгин, схватил рюмку в кулак и одним махом влил в себя её содержимое. Громко поставив рюмку на стол, снова глянул на Гурьева: – А проверять меня вот так не надо, Кириллыч. Я те не мальчонка с грязным пузом. Проверяльщик ещё туда же… сопляк! Извини, конечно.

– Крут ты, Денис Андреич, – Гурьев усмехнулся и поднял свою рюмку, – но я не в обиде. Давай ещё разок вздрогнем. За добрые дела чистыми руками.

– Годится, – оттаивая, буркнул Шульгин.

Они выпили. Гурьев почувствовал, что Шульгин не опьянел, а как-то отмяк чуть-чуть. Гурьев знал об этом чувстве – когда мир вдруг кажется добрее, вовсе не будучи таковым, умел его видеть, хотя сам не испытывал: на него спиртное не действовало вообще никак – в принципе. Мог пить его, как воду, и, по необходимости, изображать – натурально, как всё изображал, бутафоря – любую степень опьянения. Он разлил по рюмкам остатки коньяка:

– Давай, боцман, кое-что проясним. Во-первых, ты меня по всем статьям устраиваешь, кроме одной: терпения у тебя – ни на грош, поэтому не обессудь – буду тебя воспитывать. Во-вторых, мне не до Маслакова. Пока.

– Он и твой теперь, не думай.

– Пускай, – легко согласился Гурьев. – Но это совершенно не значит, что я буду с ним воевать. Я хочу, чтобы вы с ним сами воевали. А моё дело – оперативное и стратегическое прикрытие. И я очень хочу, чтобы ты одну важную вещь себе уяснил, Денис: я могу справиться с Маслаковым. Но я не буду этого делать. Это должны будете сделать вы. Сами. Ну, а если он мне начнёт мешать работать – разберёмся, боцман, не дрейфь.