Меня окружал десяток лиц. Они не видели меня в темноте, но слышали, чувствовали моё присутствие. Их руки тянулись ко мне. Неужели придётся кого-то пристрелить?
Я бросил рюкзак на землю и начал копаться в нём. Чьи-то руки уже были в метре от меня.
— Назад! У меня пистолет!
Они замерли, но не остановились.
Я схватил пакет с кешью и бросил в того, кто был ближе всех ко мне. Глаза на его истощённом лице глубоко запали, а на руках не было перчаток. В мягком зелёном свете я увидел, что на почерневшей коже выступила кровь.
Пакетик кешью отскочил, упав где-то позади, и он повернулся и бросился за ним, столкнувшись с другими двумя. Я швырнул, не глядя, ещё пару пакетиков, и обо мне напрочь забыли.
Я побежал, держа рюкзак за одну лямку.
Через несколько секунд я уже был на середине улицы, за завесой падающего снега. Сердце гулко стучало, я отдышался и побрёл домой. Когда я оглянулся, убегая, они дрались между собой, словно голодные псы за жалкие крохи еды.
У меня неожиданно потекли слёзы.
Я плакал, всхлипывая, пытаясь сдержаться, чтобы никто меня не услышал, и медленно двигался в темноте сквозь снег. Один — в окружении миллионов.
День 23 — 14 января
— Управление Нью-Йорка по энергетике обещает, что питание будет восстановлено в большинстве районов Манхэттена в течение недели, — произнёс радиоведущий и продолжил, — но мы уже не первый раз это слышим. Оставайтесь в тепле и безопасности…
— Хотите ещё чаю? — спросила Лорен.
Пэм кивнула, и Лорен с большим чайником в руках подошла к ней и подлила кипятка.
— Ещё кто-нибудь?
Мне чая хватало, а вот от лишнего печенья я бы не отказался.
Мы сидели на диванах в нашем конце коридора, и я предавался фантазиям о печенье. Бабушка всегда привозила нам на праздники печенье с шоколадной глазурью.
— Да, ещё чаю, пожалуйста, — попросил молодой китаец в другом конце коридора. Лорен улыбнулась и направилась к нему, осторожно ступая между ног и одеял на полу.
Её животик был заметен даже под свитером — для меня, по крайней мере. Пятнадцать недель.
Я же уже затягивал ремень на четыре дырочки туже; таким худым я был только в студенческие годы.
Мой живот исчезал, её — рос.
На телефон пришло сообщение из Сети, и я достал его из кармана. На перекрёстке Шестой и Тридцать пятой была назначена встреча для обмена лекарствами. Надеюсь, они позаботятся о защите — многие бы с радостью наложили руки на их запасы.
Собираться вместе в полдень на чай предложила Сьюзи. Кипячение убивало микробы в воде, а девочкам предоставлялась возможность хоть раз в день поговорить с каждым, что они считали крайне важным. Коридор превратился в приют для голодающих, из-под грязных одеял выглядывали измождённые лица. В чае плавал какой-то мелкий мусор, но всем была нужна вода, и кружка чая согревала тело, и как надеялась Сьюзи, и душу.
Чак также подметил, что если все будут собираться в одном помещении, это поможет бороться с холодом. Каждое тело, как объяснил он, выдаёт столько же тепла, сколько стоваттная лампочка.
Значит, двадцать семь тел равно двадцати семи сотням ватт энергии — половина мощности нашего генератора.
Мы не обсуждали, откуда берётся столько энергии. «Если двигаться как можно меньше, расходуется меньше энергии, но в холоде, — шёпотом сказал мне тогда Чак, — ее тратится гораздо больше».
А было холодно.
За три недели, как бы мы ни экономили, но запасы керосина Чака подошли к концу, а скоро закончится и дизель. Бак в подвале на семьсот пятьдесят литров практически опустел — всё это время у нас работали два небольших генератора, обогреватели, горелки, и, вдобавок, не обошлось без помощи грабителей.
Теперь мы обходились без генератора: в коридоре горели наши самодельные лампы с маслом из котла отопления. Оно больше ни на что и не годилось, потому что было слишком вязким, чтобы залить его в генератор. Можно было залить дизель в керосиновый обогреватель, но кроме тепла дизель создавал невыносимый запах, поэтому приходилось открывать окна. Что сводило на нет все усилия.
— В течение нескольких минут мы дадим новые подробности в расследовании кибератаки…
Сьюзи подошла, чтобы забрать пустой чайник, и выключила радио.
— Думаю, с нас уже хватит этого трёпа.
— Мне нет, — возразила Лорен. Она сидела рядом со мной.
Мы разобрали баррикаду наполовину, оставив перевёрнутый кофейный столик и с полдесятка коробок — они отмечали границу, за которую другим нельзя было заходить. Лорен изо всех сил старалась поддерживать наш уголок в чистоте и замачивала в отбеливателе одеяла и одежду. От едкого запаха слезились глаза.
Лорен села прямо.
— Я хочу понять вот что: почему Интернет не был как следует защищён?
Этот вопрос всё чаще поднимался в mesh-сети, каждый раз с всё нарастающим гневом.
Обвинения сыпались в адрес некомпетентного правительства, которое не смогло никого защитить.
— Я скажу почему, — из центра коридора послышался приглушённый одеялом голос Рори. — Можете сколько угодно искать виновных, но на самом деле Интернет не защищён, потому что мы этого не хотим.
Чак, услышав Рори, вклинился в разговор: