Мобильник был со мной, и GPS работал, но без потока данных у меня не было связанных с ним карт – только карты Нью-Йорка, которые Чак загрузил вручную. Телефон я взял на всякий случай – возможно, там работала сотовая сеть.
Я шел, шел и шел.
В небе поднялось солнце и обдало меня жаром. Когда утро было в разгаре, я увидел первые машины. Я шел по тропинке параллельно шоссе, пытаясь не показываться на глаза.
Время от времени вдали раздавался гул двигателя, постепенно нарастая, а затем мимо по шоссе проносилась машина. Хотелось помахать, остановить ее, поговорить с водителем, но мне было страшно. Люк и Лорен на меня рассчитывают.
Рисковать нельзя.
Шаг за шагом, шаг за шагом.
Я выбирал себе какой-нибудь холм на горизонте и смотрел на него. Целую вечность он не менялся в размерах, затем начинал медленно увеличиваться, а потом я проходил мимо него и выбирал новый объект. В кармане у меня лежала мезуза Ирины, и время от времени я сжимал ее в кулаке, представляя себе, что в ней заключена тайная сила, которая нас убережет.
Стопы ныли, раненая нога болела.
К обеду солнце уже шпарило вовсю, и я обливался потом. Со мной был маленький рюкзак, в основном набитый бутылками с водой. Время от времени рюкзак приходилось снимать, чтобы вытереть мокрую спину.
После пяти недель холода я и представить себе не мог, что так быстро наступит жара.
Я остановился, неловко стащил джинсы и осмотрел окровавленную повязку на правой голени. Осторожно потыкал края раны. Она болела. Снова надев кроссовки, я посмотрел на свои бледные, тощие ноги и грязные, не совпадающие по цвету носки. Ноги были покрыты черно-фиолетовыми синяками, но я не помнил, где так ударился.
Когда я снял джинсы, трусы, уже не поддерживаемые ремнем, упали сами. Я так похудел, что пришлось проделать в ремне еще одну дырку – уже пятую.
Я взял с собой немного арахиса, а кроме того, деньги и кредитные карты. Если подачу электроэнергии восстановили, то, значит, город жив, и, возможно, мне удастся что-то купить. Шагая под палящими лучами солнца, я принялся фантазировать о том, что куплю прежде всего – может, сочный гамбургер? Или зайти в ресторан и заказать бифштекс?.. Затем я вспомнил, как вчера варилось в котле мясо, и на меня накатила тошнота.
Все произошедшее не могло быть случайностью – сначала атака на грузовые компании, уничтожение Интернета, сообщения о птичьем гриппе, а потом? Вторжение в воздушное пространство США и отключение электросети. Действовали не преступники – какая им от этого выгода? Террористы? Нападение было слишком хорошо спланировано.
Боль в ногах подпитывала мой гнев.
Конфликт в Южно-Китайском море, сообщения о том, что китайцы проникли в наши компьютерные сети и крадут у нас данные…
Каждый шаг давался с болью, и с каждым шагом Вашингтон приближался, вопрос становился все более острым, а ответ – все более ясным.
Я мечтал о том, чтобы скорее настал вечер, чтобы похолодало.
Леса и поля уступали место фермам и окраинам небольших городов. Под вечер я обогнал первого человека и прошел дальше, глядя себе под ноги. Я остановился и надел джинсы. Когда солнце село, на дороге уже было несколько человек – и позади, и впереди меня.
Каждый держался подальше от остальных.
Электричества нигде не было. Только в некоторых окнах поблескивали тусклые огоньки – наверное, горели свечи. На горизонте, там, куда вело шоссе I-66, небо сияло, и этот свет уже был гораздо ближе.
Но все еще далеко.
Боль стала почти невыносимой. Болело все – ноги, ступни, спина. Я заскрипел зубами.
Я посмотрел на горизонт. Слишком далеко. Нужно отдохнуть.
На небо снова вышел месяц.
Впереди какой-то темный объект заслонил деревья, стоявшие по обе стороны дороги. Я сошел с обочины, чтобы разглядеть его получше. Это был старый сарай или амбар, покосившийся, без дверей. Я вытащил из рюкзака налобный фонарь, включил его и заглянул внутрь.
– Эй!
Внутри беспорядочно были свалены доски, старая обувь, ржавый трехколесный велосипед. В углу стоял старый пикап-«шевроле», заваленный мусором, – без колес, на кирпичах.
– Эй!
Никто не ответил.
Я был измотан.
Более чем измотан.
Я осторожно пробрался в глубь сарая, мимо того, что в свете фонаря показалось мне старой простыней – или занавеской? Я поднял ее. Она задубела от грязи, но я потряс ее и как мог очистил.
Ночной ветер холодил спину, все еще мокрую и липкую от пота.
Я подошел к «шеви», открыл дверцу и сел за руль. Затем лег на длинное сиденье, положив под голову рюкзак и накрывшись простыней.