Кибердемоны 2. Сонгоку

Номер представлял из себя трубу – полтора метра в высоту, три – в ширину и пять в глубину. Пол устелен антисептическим самообновляемым пеноролом – совсем, как ковёр в отеле "Империал". В одной из стенок – батарея розеток, в другой – встроенный бар с минералкой, пивом и вином подозрительно синего цвета.

Дверь была толстой, на сервоприводах, с ДНК-замком.

Когда она неслышно встала на место и щелкнул замок, Мирон почувствовал себя запертым в сейфе. Тишина смыла все звуки. Осталось только его дыхание и еле заметное поскрипывание джинсовой ткани брюк по пеноролу.

После городского шума – неумолчного стука дождя по сотням зонтов, шипения влажных покрышек и пронзительных криков продавцов – это было непривычно и очень, очень приятно.

Мирон почувствовал, как разжимаются мускулы за ушами, в уголках глаз и под нижней челюстью.

Размотав скотч, он подключил конструкт к одной из розеток.

– Собирайся. Я нашел нужную информацию, – тут же подал голос Платон.

Мирон снял куртку, а затем, свернув её в валик и подложив под голову, устроился на пенороле.

– Ну же! Чего ты ждешь? – голос брата напоминал пуделя, рвущегося гулять.

– Мы уже не в Империале, братишка, – устало сказал Мирон и прикрыл глаза. – Обстоятельства изменились.

– Я знаю, где мы находимся, – нетерпеливо перебил Платон. – Лав-отель, да? Умно… Я слушал твой разговор с Усикавой, а потом нашел профессора Китано. Так что вставай. У нас много дел.

– Не могу.

– Конечно можешь. Вставай, одевайся и иди по адресу, который я сообщу. Поторапливайся.

– Мне, в отличие от тебя, требуется отдых, – Мирон начал закипать. Попав в конструкт, Платон ничуть не изменился: всё то же пренебрежение чужими интересами и безапелляционные приказы. – Физическому телу, если ты уже забыл, нужны еда и сон. Хотя бы еда и сон. Иначе оно перестанет функционировать. Так что заткнись и иди погуляй в Плюсе.

– Прости, пожалуйста, – Мирон приоткрыл один глаз. – Я действительно не подумал о твоих потребностях… Но моя информация слишком важна, чтобы спать! Профессор Китано жив, он скрывается…

– Пошел в жопу, Платон, – он повернулся на бок и накрыл голову полой куртки. – Сейчас мне абсолютно похую, где профессор, кто выиграл Суперкубок и есть ли жизнь на Марсе.

– Конечно есть, разве ты забыл? Колонии две тысячи сорок третьего и…

– Если не заткнёшься, я отключу тебя от сети.

– Ну хорошо. Тридцати минут тебе хватит?

– Отключаю…

– Ладно. Позови, когда проснёшься.

Мирон вырубился мгновенно. Ему снились девочки с мечами и стрекозиными крылышками за спиной, рекламные логотипы Технозон, поджидающие клиентов возле дверей лав-отелей и страшный квадратный рот с желтыми зубами, который гнался за ним по мокрой от дождя улице…

…Адрес, который назвал Платон, находился неподалёку от парка Уэно.

Утро было промозглым, сырым и пронзительно чистым. Ни сухих листьев, ни упаковок и мятых бумажек, ни проституток. Только стерильно-влажный проспект и глянцево-зеленые листья деревьев. Мирон никак не мог понять, настоящие они, или нет.

Даже небо казалось вымытым начисто голубым окном, в котором полощутся белые занавески облаков.

Кофе походил на жженую резину – еще ни разу в Токио Мирону не удалось попробовать нормального кофе. Его потряхивало спросонок и очень донимало то, что не удалось нормально помыться: в коробке лав-отеля была крошечная раковина и такой же унитаз, больше похожий на шланг утилизатора в астролайнере, но принять душ по-человечески было нереально. От одежды пахло незнакомо и чуждо, но к этому, кажется, он начал привыкать.

Пока он пешком дошлёпал до крупного проспекта – Мелета переводила названия улиц и надписи на вывесках – совсем рассвело.

На улицах – тьма народу. Домохозяйки с авоськами, служащие бегут на работу, мамаши с колясками спешат выгулять детишек… Пенсионеры всех мастей, с газетками из смарт-бумаги наперевес, торопятся занять козырные места на скамейках и лавочках.

Половина седьмого утра. Япония просыпается рано.

Мирон глядел на человеческий муравейник так, будто весь город сошел с ума: его утро обычно начиналось часов в одиннадцать-двенадцать. Семь – это глубокая ночь.

Электричка, затем набитый пассажирами двухэтажный автобус. Ужасающее чувство близости чужих тел, горячее дыхание на шее, запахи чеснока и имбиря, пронзительные вопли младенца, отрывистый смех кондуктора, с ловкостью угря протискивающегося сквозь толпу… Мирона хватило на одну остановку.

Лучше пешком.

Перед глазами – неоновые всполохи. Даже днём прохожих доставала вездесущая реклама. Её сложно было отличить от названий улиц, которые выводила Мелета на сетчатку глаз, и он вновь попросил всё отключить. Оставил только звуковое сопровождение…

– Район парка Уэно славится вишневыми деревьями, – шептал голос в голове. – Сакура цветет в конце марта, всего четыре дня в году. Праздник, посвященный этому событию, символизирует увядание всего живого…

Сейчас деревья стояли голыми. Мирон с трудом отличал вишню от яблони, и где здесь сакура ему было плевать.

– Также здесь находится знаменитый зоопарк и Метрополитен-музей…