Хуже всех

– Это у них семейное, – отметил Балакин, оторвавшись от очередного телефонного разговора. – Вот ведь суки! – Продолжил он уже в трубку, обращаясь к невидимому собеседнику.

– Смеётесь! – обиделся Саша. – Шикуете. «Птичьим молоком» водку закусываете. А мой пацан такого торта еще и не пробовал. Отнесу вот кусочек, – показал он бумажный кулёк.

– Пал Лексеич, – попросил я Алёхина, – давайте-ка передадим второй торт спиногрызу Сергеева от имени советских офицеров. Может, вернется блудный сын назад, в русскую общину.

Пользуетесь вы моей добротой, как коммунальным водопроводом, – обиженно высказался Алексеевич. – Открываете крантик, заполняете ёмкости и таскаете полными вёдрами. И ещё возмущаетесь, когда струйка тонкая. Ладно уж, берите. А то еще в антисемитизме заподозрите.

Он отпер сейф и выложил на стол коробку. Потом, пробурчав что-то о широте и открытости своей славянской души, вытащил из нижнего отсека флакон какого-то ликёра.

Получив дефицитный торт «Птичье молоко», подполковник Сергеев отправился домой в приподнятом настроении. А мы с Лексеичем засиделись допоздна за разговорами. Я, правда, больше слушал, да поддакивал и удивлялся. Он ведь не зря как-то заявил о себе, что в качестве личности многогранен. Как стакан….

Баланс интересов

Начало девяностых ознаменовалось в Генеральном Штабе радикальной ликвидацией столовой на втором этаже первого дома. На третьем этаже была еще одна, но и она пустовала. Офиерского денежного довольствия, если его можно было еще так обозвать, хватало только на десяток комплексных обедов. Источники доходов редких посетителей общепита вызывали большие сомнения.

Привычно заварив кипятком в стаканах овсянку с бульонными кубиками по отработанной методике, я пригласил соратников к столу. В кабинете нас было четверо и обед мы готовили в порядке очередности. Сегодня была моя смена, которая отметилась добавлением к обеду изысканного десерта – густого клубничного киселя из сухого пайка. Его я приготовил тем же способом, что и основное блюдо.

Тин на мой призыв не откликался, а сидел за столом, изучая какую-то таблицу и что-то складывая в столбик. Тином он стал называться только с позавчерашнего вечера, когда к нам забрел начальник смежной группы Дарин, именуемый в дружественном кругу Семенычем. Этот пожилой и опытный полковник слыл в управлении главным знатоком русского языка, вследствие чего самые ответственные бумаги, отправляемые верхнему руководству, подсовывали ему на заключительное вычитывание. В тот раз он опять был изрядно утомлен пачкой текстов с чужими глупостями и заглянул к нам с желанием поговорить о чем-нибудь приятном и радостном. Беседа быстро скатилась на собачью тему. Семеныч детально и красочно описал исключительные способности своего пса, понимающего хозяина с полуслова и полувзгляда. Эта собака умом превосходила многих двуногих и не разговаривала только потому, что тактично не хотела перебивать хозяина, предоставляя ему право поговорить за себя. Человеческие существа, а особенно военные исполнители всяческих генштабовских документов, на этом фоне выглядели довольно бледно.

– Кстати, – продолжал Семеныч изложение своих наблюдений, – собаки, в отличие от людей, совсем не ценят пышных титулов и громких имен. У моего кобеля в собственном собачьем паспорте со всеми гордыми родословными записано полное имя, состоящее из восьми слов. Порода, как считается, обязывает. А отзывается он безупречно и разумно на короткое Дик, что нисколько не унижает его великих достоинств. Эти исключительные твари, как я заметил, вообще прекрасно откликаются на последний слог своего имени, особенно если он ударный. Вот ты, например Валентин, – обратился он к моему соседу по кабинету, – будь ты собакой, назывался бы коротко: «Тин» без всяких фамилий, отчеств, «товарищ подполковник» и прочей дребедени.

Валя поморщился и заерзал, понимая, что теперь ему от этой клички избавиться будет не просто.

– Обращайтесь ко мне просто: «Эй!» – попросил я Семеныча, живо прикинув в уме, во что может вылиться его лингвистико-кинологический подход применительно к моему имени, – Можно и просто по званию: «кап два…». Тоже коротко и ясно. Тем более что других моряков поблизости не водится.

Все присутствующие вяло хмыкнули, но перевод стрелок не удался. Тин уже стал Тином. Ничего теперь с этим поделать было нельзя…

* * *

– Тин, чем ты там занялся, – опять позвал я товарища, – обед остывает.

Я заглянул в его записи и с удивлением опознал листочки меню из нашей столовой.

– Зачем тебе это?

– Это я у Тони, официантки, взял на часок. Расходы себе сочиняю, – застеснялся Тин.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что его жена, частенько названивавшая дежурному по управлению с вопросом о долгожданных сроках выдачи зарплаты, попала, таки, на днях в точку. При этом какой-то, как его назвал Тин, негодяй сообщил ей некие числа, зафиксированные в ведомости напротив его фамилии. Оказалось, что цифры не сходятся и надо чем-то объяснить утечку финансов в объеме уже освоенной заначки.