Хундертауэр

Лирическое отступление & необходимое пояснение(вынести в ремарку?…). Речь идет о знаменитом набеге войск Марки под предводительством того самого легендарного Хайндера на Старую Брулазию. По итогам этого набега Брулазия прекратила свое официальное существование на мировых политических картах. Эльфы, однако, наотрез отвергают мысль, что причиной тому стало гоблинское вторжение, аргументируя тем, что и битвы-то ни одной не состоялось; им, мол, вольнолюбивому народу, попросту надоело толпиться всем вместе на одном пятачке земли, и решили они разбрестись по миру в поисках лучшей доли. Так что единственное сопротивление, которое гоблины встретили в опустевших землях, им было оказано странным зверообразным монстром, подобного которому ни до, ни после никто не нашел ни в одном бестиарии. Чудище нанесло гоблинам и даже их драконам немалый урон и могло бы вовсе отразить атаку Марки, если бы Хайндер не выпустил против него чудовище собственное — десятника Дубыню, который, будучи с похмела неоправданно крут, чуду-юду победил ценой собственной жизни (монстр его сожрал и отравился). Эльфы, однако, с пеной у рта уверяют, что никакого чудовища не оставляли, и вообще это скорее всего был гоблинский же тролль, с перепою потерявший троллиный облик. Теперь уже не дознаешься. Но даже самые закоренелые критиканы склоняются к мысли, что «хомячок» был вельми изряден, ибо сожрать гроссгоба Дубыню, по свидетельству очевидцев, вместе с доспехом, фаланговым щитом, кадушкой соленых огурцов и упертой из разграбленного эльфийского дома арфой под силу было бы далеко не всякому.

Хайн набежал на ворота, вновь зарычал, нагнетая боевую мощь, и тяжело вложил с обеих лап кистенем по обугленным доскам. Гири вгрызлись в дерево ровным рядком, брызнула во все стороны щепа, один из брусьев раскололся по вертикали, предъявив темное нутро добротного мореного дерева. Хайн отступил на шажок, раскрутил оружие снова и, выгибаясь всем телом, опять жахнул в то же место. Хруст усилился, черные твердые брызги угля разлетелись по округе, частью пробарабанив по мощному рифленому панцирю гоблина и слегка поколотив спешащего на помощь Хастреда.

— Хочешь топором постучать? — предложил книжник великодушно (чего не сделаешь, лишь бы уклониться от самостоятельного участия в труде!).

— Нееее, — выдохнул Хайн, скрутился снова, и опять полетела щепа, отскочила одна из толстых железных пластин, оковывающих ворота поверху, а Хастреду на шлем посыпалась труха из подгнившего верха ворот.

— Тогда берегись, — заботливо упредил книжник и, развернувшись, сам обрушил тяжелое лезвие в поврежденное место. Топор врубился глубоко, завяз, а неугомонный северный гость уже разворачивался на новый удар… Хастред уперся в дерево ногой, повис на рукояти топора всем телом и выдрал его за миг до того, как гири вновь сшиблись с деревом, разнося его в мелкое крошево. Размахнулся и шарахнул снова, выдирая — качнул оружие, и толстый кусок бруса отщепился сам собою. Опять сочно хряпнули о дерево гири, звонко тюкнул, уходя почти по обух, топор, а со стороны наблюдателей подоспел к шапочному разбору и Зембус, храбро ощетинившись краденым кутилем.

— Все бы вам долбиться, — укорил он работников. — Я б мог короедов позвать, вот уж был бы воистину пикник, а не война. Хватит уже крушить! Можно лезвие в дыру просунуть и так нажать, чтоб засов сбросился.