Хундертауэр

А потом снова были тишина и покой.

А проснулся Хастред от того, что кто-то стаскивал с него сапоги. И даже уже стащил один, судя по тому, что пятке свежо и щекотно — не иначе как от травы, на охапке которой он вчера улегся почивать. А второй сапог как раз покидал ногу и только слегка зажал ступню зауженным, как было модно лет полста тому, голенищем.

«Вот же собаки», — с неодобрением подумал на чересчур уж гостеприимных гноллов книжник и исполнил маневр, какой вот уже много лет мечтал опробовать на каком-нибудь подходящем мерзавце. Он резким движением на себя выдернул у мародера ногу, одним махом подцепил лежащий рядом верный топор, лихо перекатился к супостату и, распрямляя тело как витую пружину гномьих часов…

Правда, топора он не нашел, при перекате здорово отбил плечо и спину, а когда начал распрямляться… Короче говоря, четырехугольная с кисточкой форменная шляпа профессора каллиграфии снова замаячила в его планах на жизнь.

Под аккомпанемент обидного эльфийского смеха.

— Ну, этот хоть дернулся, — похвалил его Чумп. — Я всегда знал, что городская жизнь вырабатывает у нас, гоблинов, звериные инстинкты. Особенно в сочетании с давно ушедшей модой.

Хастред потряс головой и, задрав уткнувшуюся в утоптанную землю физиономию, поглядел вверх и по сторонам.

Чумп стоял по самому центру отведенного гоблинам под ночлег сарая — примерно там, где и должен был находиться похититель сапог. Тайанне подпирала стенку в отдалении, давясь беззаботным хихиканьем. Рядом с ней сложена была целая куча оружия, в том числе его топоры, заботливо уложенные вчера рядом с собой, а еще — груда сапог. Обнаружились тут и неподъемные, подбитые сталью генеральские камнедавы, и перевитые шнурами щегольские казаки Кижинги, и стоптанные расхристанные зембусовы бахилы, и даже один из собственных Хастреда амфибьих сапог с клинком на подошве. Правый. Левый обнаружился так и повисшим на ноге (именно он послужил причиной того, что книжник подвернул ногу и не устоял в своем чемпионском рывке).

— Проверка, — пояснил Чумп. — Кто как дрыхнет. Поздравляю, ты единственный, кто хоть проснулся. Что дальше? Будем штаны утаскивать?

Хастред повернулся туда, где на разложенных вдоль стены сарая кипах свежей травы дрыхли их беззаботные спутники, и был вознагражден за усилие видом четырех пар голых пяток. Самыми черными, к его удивлению, приключились вовсе не Кижингины, отливающие, напротив, какой-то детской розовостью, а безразмерные подошвы Вово. Впрочем, чего еще ожидать после его рейда босиком через лес.

— Вот уж что-что, а штаны их мне даром не нужны, — пробурчал книжник. — Мало ли чего они в них наложили для памяти и легкого опознания. Что, утро уже? И чего ж вам не спится, вредители?

— Мы вообще не спим, — напомнила эльфийка, толкнула рукой дверь, и Хастред убедился, что снаружи уже светло. — Не в смысле вредители, а мы, эльфы. Мог бы знать.

— А я, наверное, тоже эльф, — посетовал Чумп. — В душе. Никак иначе и не объяснишь моих антиобщественных выходок. Вот еще только ругаться научиться, и попробую это самое, наше народное эльфийское, под луной на балалайке.

— А потом — пространство рвать, — в тон продолжила Тайанне. — И будем с комфортом путешествовать.

— А потом выйду замуж за видного книгочея и заживу счастливо.

— На меня не рассчитывай! — содрогнулся Хастред. — Народ не поймет, и это… ты совсем некрасивый.

Он уселся на землю и принялся возвращать полустянутый сапог на ногу. Сапог налезать отказывался, пришлось стаскивать, перематывать портянку, а пока обул обе ноги — в голове созрел план действий.

— Для начала давайте к ведьме прогуляемся, — предложил он. — И аппетит нагуляем к завтраку — если, конечно, Вово нынешний завтрак еще вчера не пожрал — и узнаем, может, чего ценного. Гноллы гноллами, а своей голокожей я больше верю.

— Все твои проблемы именно от этого, — поучительно заметил ущельник.

— От того, что гноллам не верю?

— Нет. От того, что веришь бабам.

Хастред поднялся с земли, отряхнул штаны и подобрал из угла азуредж. Навьючивать на себя полупудовый боевой топор и бегать с ним невесть по каким чащам ему было лениво. Вряд ли в окрестностях деревушки гноллы позволяют обретаться какой серьезной напасти. Чумп тоже отнесся к оружию с пренебрежением, оставив рапиру лежать в углу, а вот Тайанне посох оставить не решилась — очевидно в опасении, что спящие красавцы, безвременно проснувшись, его употребят не по назначению.

— Еще кого-нибудь возьмем? — уже на выходе из сарая спохватился книжник.

— Типа анарала? — покривился Чумп. — Себя не жалко, хоть его пожалей. Вчера… какое там вчера, почитай — только что угомонился. Бросил пить, как метко выразился один бард, потому что устал…

— Может, Зембуса? Он давеча к ведьме на пироги набивался со страшной силой.

— Это ты о нем заботишься?

— Ну, по совести, больше о себе. Всегда хочется, чтоб тыл кто-то прикрыл, а тебе я как-то не доверяю. Особенно после того, как ты штаны со спящих стащить вознамерился.