Оноишрам даже не пришлось затыкать воском уши, барабанный бой успешно заглушал мелодию Рисхарта. Несколько десятков бойцов с заготовленными повязками для глаз отправились на охоту за спящими гиликами. Когда начинало светить рукотворное солнце Машиара, они защищали глаза плотной тканью, когда на землю опускалась непроглядная тьма, использовали для освещения факелы. Похитители уже убедились, что никто напрямую не причинит им вреда, а потому мистических трюков более не боялись. Людей методично выносили за пределы поляны под деревом, Машиар ничего не мог сделать.
Успев подойти к похитителям достаточно близко, Последний Мессия усыпил нескольких ератофанцев и оноишров мелодией, но захватчики за своих людей не боялись. Пусть поспят на земле, ничего страшного, утром спокойно уйдут назад в военный лагерь. А вот унесённые гилики, конечно, никуда не вернутся. Крайне выгодный размен живой силы.
К утру среди последователей Рисхарта Сидсуса недосчитали почти сотню гиликов. Пропал и Дицуда. Это было крайне тревожно, ведь не имелось ни малейших сомнений, что устроивший резню инквизитор удостоится особого внимания со стороны вожаков пришедшего к Древу Незнания воинства.
* * *
— Кричи-кричи, выродок, — облизнул губы Ерфу фан Гассан. — Кричи громко, я соскучился по человеческим воплям!
Пытки собравшихся под сенью Древа Очищения гиликов на этот раз не приносили живорезу привычного удовольствия. Последователи Рисхарта Сидсуса были столь же безумны, как сам лжепророк. Словно какое-то заклинание, они все твердили, что телесные страдания очищают душу, освобождают её от оков плоти, а потому неверные корчились от боли, но смеялись и радовались. Они приветствовали истязания, не боялись смерти и не просили пощады.
Когда одному из неверных Ерфу фан Гассан разрезал правую щёку от губы до самого уха, безумец лишь повернул голову, чтобы живорез порезал левую сторону. Когда на глазах одного гилика он разрывал на части другого, наблюдавший за пыткой просил поскорее заняться его бренным телом. Когда безумцев убивали, на лицах неверных застывали улыбки, когда в растерзанных телах специально поддерживали жизнь, чтобы гилики подольше помучались, те громко пели. Когда им выбивали зубы и вырывали языки, пленники мычали, подражая любимой мелодии Рисхарта. Столь сумасшедших фанатиков Ерфу фан Гассан ещё никогда за свою долгую жизнь не встречал.
А вот устроивший резню юноша оказался слаб духом. Нет, он не отвечал на вопросы, но видно было, что расставание с бренным телом радостным событием для него не является. Всё-таки резать других и быть разрезанным на куски самому — совершенно разные виды удовольствий, из которых каждый может выбрать лишь что-то одно. Сторонники лжепророка выбирали последнее, молодой убийца хорошо проявил себя только в первом. И Ерфу фан Гассан твёрдо намеревался выяснить подробности того, как тщедушный юноша это сделал.
— Скажи ему, что я хочу знать всё про тот меч, — обратился Мясник к помогавшему ему темнокожему психику. — Иначе он лишится не только ногтей, ноздрей, губ и части своих чудных ушек, но также останется без мужского достоинства. Станет кастратом, лишится возможности продолжить свой род навсегда.
Не дожидаясь, пока Амино Даме переведёт угрозу на язык нечестивцев, Ерфу фан Гассан щёлкнул длинным когтями в паре сантиметров от самой драгоценной части тела каждого мужика. Мясник догадывался, что юноша всё равно ничего ценного ему не расскажет. Но знал, что юнец очень горько пожалеет о своём демонстративном упорстве.
Которое не продержится сегодня даже до вечера.
* * *
Проснувшихся под Древом Незнания ератофанцев и оноишров никто не пытал. Не бил, не оскорблял и даже насильно никого не удерживал. Рисхарт Сидсус просто сел перед похитителями, приковывая внимание бывалых вояк своим совершенно неземным видом, доброжелательной улыбкой и взглядом.
Последний Мессия стал очень дружелюбно разговаривать с иноземцами, рассказывая каждому мужчине все его проблемы, как будто Рисхарт знал чужаков с раннего детства:
— Вот ты, да-да, ты, воин, всегда жаждал добиться одобрения строгого отца, который считал ласку и похвалу ребёнка недопустимыми. Будучи бедным потомственным рыцарем, твой отец изо дня в день повторял: мужчина должен быть суровым, его лицо обязано казаться каменным едва ли не с младенческих лет. Плач, смех и шалости — только для девочек, улыбки допустимы лишь по случаю победы над врагом, эти же победы являются единственным поводом радости. Борись, побеждай, и так покуда время не ослабит твои мышцы и кости! Никакой нежности — это слабость.
Здоровенный мужчина с загорелым лицом, иссечённым бесчисленными шрамами, внимательно слушал суждения Рисхарта. Внимал каждому слову пророка не пререкаясь, поскольку все сведения о закалённом бойце были правдой.