— Ладно, предлагаю просто повесить его на том дереве, пусть висит на петле и следит за дорогой.
— Добро! Повешенные гилики — лучшие украшения вдоль дороги!
— Слезайте, доставайте верёвку.
— Давай мы тебя проводим, дядя. Во-о-он до того дерева.
Две пары крепких рук в толстых кожаных перчатках схватили Машиара и бесцеремонно поволокли его на обочину.
— Чё ты так в посох вцепился, дядя? Осторожнее, а то ещё заденешь кого. Придётся руки тебе тогда отрывать.
Поняв, что злые, но всего лишь шуточки кончились, Машиар забормотал молитву, моля Творца всего сущего дать ему снисхождение.
— Чё он там бормочет?
— Кажется, молится.
— А-а-а, сурьёзное дело. Ну пускай, пускай. Может, зачтётся в Пекле.
Ясновидец продолжал просить милость у своего Господа. У людей он не просил ничего. Знал, что словами лишь ещё более раззадорит горячих южных парней.
— Прости им, ибо не ведают, что творят…
— Давай, закидывай верёвку вон на тот сук.
— Отпусти им грехи, Господи…
— Крепко петлю затянул? Смотри, чтобы не порвался узел, как в прошлый раз.
— И меня прости, Всемогущий…
— Наклони чуть-чуть голову, дядя. О, петля в самый раз!
— Ибо я снова грешу, применяя дарования свои во вред роду людскому…
— Ну чё, тянем?
— Прости меня, Господи, ибо я прощать пытаюсь, но по-настоящему не умею!
— И раз…
Машиар почувствовал, как верёвка впивается ему в шею, а его ноги отрываются от земли. Что ж, чужеземные захватчики сами избрали свою судьбу. Выбрали, жить им или умереть. Это больше не ответственность Машиара.
Смех чужеземцев резко прервался. Тело ясновидца зависло над землёй, но повешенный не дрыгал ногами, не испытывал дискомфорт. Машиар Йот спокойно схватил двумя руками толстую петлю и разорвал её, словно та была тонкой ниточкой.
Сделал шаг по воздуху к ближайшему оноишру, опустил правую ладонь на изумлённое лицо воина. Крепко сжал пальцы, отчего череп чужеземца лопнул, выплёскивая из расколовшегося лба своё содержимое.
Машиар развернулся к двум всё ещё держащим верёвку бойцам. Поднял по направлению к ним ладони, развёл их широко в стороны и хлопнул в ладоши.
Два воина поднялись в воздух, отлетели на небольшое расстояние друг от друга, а затем врезались с такой силой, что их кости хрустнули, словно сухие веточки. Переломанные тела безвольно упали на землю.
Последний чужеземец бросился назад к лошадям — Машиар рассмеялся. На месте его пустых глазниц засиял яркий свет, испугавший лошадок, которые бросились врассыпную.
Убегающий оноишр упал, жалобно скуля, пополз по грязи прочь от слепого, но оказавшегося вовсе не таким уж беспомощным человека. Машиар легко шагал вслед за чужеземцем по воздуху, наблюдая светом на месте глаз за потугами ещё минуту назад такого бесстрашного воина. С негодяями так всегда: они необычайно смелы, пока чувствуют своё превосходство. И скулят как побитые собаки, когда встречают сопротивление.
Машиар опустился на землю прямо перед лицом воина. Перетрусивший человечек сразу же принялся целовать его грязные ступни. Льющийся из пустых глазниц свет наблюдал за унижающимся оноишром, словно за интересной букашкой.
— Хочешь жить? — роковым раскатом прогремел голос Машиара.
Воин заскулил ещё жалобней прежнего.
— Тогда поднимись, дай мне ощупать твоё лицо…
Дрожа всем телом, оноишр с четвёртой попытки всё-таки сумел встать на непослушные ноги. Ежесекундно сглатывая, подставил своё лицо под чуткие пальцы Машиара.
— Всему есть цена, оноишр. Ты столь много шутил про мой физический недостаток… Давай поменяемся местами? Я заберу себе твои глазки, а ты оценишь, какого это, всё время жить в темноте. Ты согласен? Впрочем, твоё мнение уже совершенно неважно. Будет больно, прости.
Над безлюдной дорогой разлетелся истошный визг.
Один человек навсегда потерял, а другой на время вновь обрёл зрение.
Такого было наказание захватчиков за жестокость. Такова была награда Машиара Йота за смирение.
Таково право сильного.
Глава 8. Смертельное оружие
— Н-но! Н-но! — подгоняли своих лошадей Дицуда и Рисхарт, пытаясь оторваться от преследовавшей их дюжины всадников.
У Дицуды не было ни малейших сомнений, что его спутник может играючи расправиться с чужеземными воинами, но Рисхарт Сидсус не желал проливать кровь понапрасну. До Древа Незнания оставалось всего несколько километров, оноишры считали землю вокруг дерева священной — если удастся добраться до цели раньше погони, то двух путников оставят в покое. А потому инквизитор и антипророк гнали во весь опор лошадей, желая отделаться не кровью, но потом.
Ветер свистел в ушах прижавшегося к шее коня юноши, он почти не оглядывался, полностью сосредоточившись на дороге. Такой прекрасной, твёрдой дороге…