А может, и вправду послать ей какое-нибудь персональное видео-обращение с теплыми словами? Вобщем, это было бы несложно. Он предложил эту идею Мэл, но та убедила его, что это неправильно: за одной наглой эгоисткой тут же выстроится очередь подражательниц. Вот если бы она умирала от рака, тогда еще куда ни шло. Но ведь ее спасли, спасли окончательно и бесповоротно. Поэтому – нет, Мэл считает, что он должен сделать разве что очень обобщенный комментарий. Что, мол, он искренне любит всех своих поклонниц, что их чувства небезразличны ему, но он тоже человек и при всем своем желании не смог бы разорваться на миллион частей. Также он просит не забывать, что его актерский образ и он-как-человек – абсолютно разные вещи, и ошибочно их смешивать. Возможно, если бы влюбленные фанатки знали его лично, то их восторгов поубавились бы… (Он ухмыльнулся, натягивая штаны после известного процесса, который его кишечник требовал делать каждое утро после завтрака. Вот если бы бедняжка могла видеть ей сейчас, она бы наверняка тут же исцелилась от своей любви!). Ибо одно дело – яркие фото, а другое – человек в жизненной рутине…
Мэл предложила сама написать текст и отослать Джиму. Что ж, вот и славно. Хорошая идея.
Как все-таки много на свете этих пустых, ленивых и вместе с тем жадных женщин! – думал он, выбирая костюм. Даже, оказывается, в странах третьего мира. А он-то по наивности думал, что хоть там сохранился последний оазис простых истинных эмоций, незамутненных обществом потребления…. А все эти проклятые права человека. По сути, они сделали миллионы женщин несчастными. Потому что им с детства вбивают, что они – личности, исключительности, что они все имеют право на счастье. При этом – ничего не делая. Да приходило ли им в голову, сколько труда ему пришлось потратить, чтобы взобраться хотя бы на первую ступеньку лестницы успеха? Нет, потом, конечно, пошло легче, но вот самая первая ступенька… Она говорит об отчаянии. Что она вообще об этом знает? Она, умеющая в своей жизни только есть и рожать детей, которая вдруг заметила красивую фотографию и возжелала заиметь оригинал. Отчаяние – это когда ты день и ночь, год за годом бьешься в непробиваемую стену. Когда ты трудишься, как вол. Суетишься, как сумасшедший. Засыпаешь вечером и просыпаешься утром с одной мыслью – хоть об одном отклике на твое портфолио! И не получаешь ни единого! Тебя словно не видят и не слышат. Ты знаешь, что твои годы уходят. От усталости опускаются руки. Ты оглядываешься вокруг и видишь других, которых ласкают лучи удачи, и начинаешь думать, что Бог забыл тебя. Вот это – отчаяние.
Другое дело, что потом вдруг все волшебным образом изменилось. Но в любом случае, он это заслужил своими усилиями. А что сделала она? Почему она сочла, что имеет права сподобиться неземного счастья, ничего при этом не делая? Естественно, что судьба больно щелкнула ее по носу. Да если бы она не тратила время на бесплодные мечтания, а занялась бы делом – ну, скажем, каким-нибудь интересным творчеством, ну хоть фотографией, на худой конец – она бы мигом отвлеклась от своей одержимости. Вся эта искусственная тоска – плод душевной лени. Правда, вроде бы и надо было ее пожалеть, но у него не получалось.
Черный пиджак, темно-синяя рубашка… Галстук – черный? Или вот этот, темно-серый с еле уловимым жемчужным отливом? Кстати, он хорошо помнил, что еще лет десять тому назад его глаз не умел разбираться в тонкостях оттенков. Но с годами и это пришло.
Он гордился тем, что никогда не переоценивал себя. Он мог бы без труда назвать человек пятьдесят актеров, которые были одарены талантом ничуть не менее его самого, и при этом прозябали в безвестности. Как и он когда-то, они мучительно бились об стену. И есть веские основания считать, что им никогда не суждено пробить ее. Отчего же ему удалось? Божья помощь? Да, конечно, но до известной степени: если уповать только на Бога, то и эта несчастная истеричка вправе ждать от Бога манны небесной в лице любой понравившейся кинозвезды. Нет, разумеется, у него было объективное преимущество. Его уникальное лицо. Да, почему бы не сказать так? Он не слащавый красавец; более того, в некоторых ракурсах его внешность даже отталкивает. А в некоторых он тривиален, как ваш сосед по вагону метро рано утром. Но в этом-то и кроется секрет привлекательности: он разом совмещает в себе несколько типажей. Его лицо вызывает много разных эмоций. Каждый ракурс – новая ассоциация, новая легенда, которую мигом рисует себе воображение. Поэтому и роли его – такие разные.
Да, но ведь лицо – это дар Божий. Выходит, его успех все-таки был предопределен? Тогда получается, что страдания этой тетки тоже предопределены. Ну что ж поделаешь, так устроен мир. Кого-то Бог выбирает, кого-то – нет. То есть кого-то он выбирает для чего-то другого. И долг каждого – найти свое предназначение… Но как быть, если ты страстно желаешь того, чего Бог тебе не предопределил? Ну, не знаю. Наверное, остается только умереть.