Читаем Худловары полностью

Ну и что нам Коэльо? Я держу его в руках и смеюсь: самые эстетские книжки для взросликов выглядят точно так же, как книжки для детей первых двух лет жизни. Тот же грудничковый дизайн! Маленькая, в основном состоит из двух толстенных картонных обложек. Удобно лежит в руке и не расклеивается от слюней. А внутри – перепевы старинных сказок.

# # #

Катя гордится: научила его распознавать букву «А». Но я-то уже знаю, что он видит гораздо больше, чем просто печатный знак. Весело выкрикивая «буфка-А!», он показывает мне палку с перекрещенными ветками, или качели с перекладиной сиденья, или сходящиеся углом поребрики на углу улицы. Он видит интересный топологический инвариант, один из множества признаков сходства в окружающих его предметах.

Неужели всё это разнообразие мира сведётся потом к тридцати трём простеньким закорючкам алфавита? Что же делать? Как можно дольше не учить его читать? Дикая идея, да и бесполезная: все равно ведь научится, чёртовы закорючки на каждом углу. Разве что… найти няню, которая знает китайскую каллиграфию?

# # #

М-да… А ведь я собирался закончить свои мемуары на очень нейтральной ноте. Я даже придумал, что сказать. Что настоящее излечение от литературной болезни – это не оголтелая борьба против книг, не жёсткие запреты на их хранение и не тотальная отправка авторов на озеленение больших городов (хотя последнее было бы полезно). Но нет, самая лучшая защита от мозговой оккупации грёбаных инопланетян – это просто ноль эмоций на тему идолов в картонных доспехах.

Иногда их можно даже полистать. Да и вообще полезно иметь некоторое количество крепких, толстых книжек в хозяйстве. Ну, примерно столько, чтобы подложить под кровать, когда у неё отломались уже три ножки. Очень удобно: и кровать продолжает стоять, и на полках место освободилось для игрушек Кита…

Но такой изящной концовки не выйдет. Пока я её обдумывал, жена с сыном вернулись с дачи. И вскоре у нашей кровати отломилась четвёртая ножка. Мы положили матрас на пол, а книжки засунули в самый низ бельевого шкафа, к прочим старым шмоткам.

А сейчас, когда я дописываю эти строки, я гляжу на таракана, который убегает под батарею… и понимаю, что в тот же шкаф с грязным бельём придётся отправить даже Чуковского с его «Тараканищем». Ведь мой пацан уже подружился с этим насекомышем, главным домашним животным большого города. Если к нам приходят гости, Кит ведёт их на кухню, показывает на батарею и громко выкрикивает имя своего приятеля, своё первое трёхсложное слово: «Ка-ка-кан!» А если приятеля не видно, он показывает его на пальцах – тем самым жестом, который у других называется «козой». Где она, ваша коза? А усатый знакомец Кита – здесь, живой.

Разве можно теперь читать ему садистскую книжку Чуковского, где нашего приятеля сожрал какой-то тупой воробей? Нет уж, лучше мы сочиним свою сказку про таракана. Другую.

Что, мокрецы, опять потираете лапки?

Хе-хе! А я ведь не сказал «напишем».

<p>Вместо эпилога: Гостевая книга Буратино</p>

АлексНик: Ух, выложил наконец-то «ЗК». Все приглашаются обсуждать.

Девочка Маша: Замичатилная скаска! Пишити ищщо! Я квам ищщо буду хадить!

Кузнец Втравесиделло: Не, не фонтан. Суховато как-то, без огонька. А этот деревянный с носом – типичный голливудский дебил. Если бы у него хоть не нос был длинный, а что другое… Вот в последнем номере еженедельника «Красная Монда» нечто такое было, оч-чень рекомендую.

Лось: Да, про Марс веселее было. Стареет Толстый, в маразм впал – ключики, куколки, черепашки. Или на публику стал работать, прохиндей?

Девочка Маша: Ниправда, эта самая харошая скаска на Свети, в нашем дитсаде всем ндравицца!!!!!

Черепаха Тортилла: Я сама-а была тако-ою триста лет тому-у наза-ад…

Буратино: Слушай, Лёша, ты ведь и вправду меня идиотом вывел. Чтобы я послушал каких-то кошаков да лис поганых, и кучу бабок в землю зарыл?! Ты хоть и хороший писатель, и мы с тобой старые корефаны, но ты базар-то фильтруй иногда. Я тебе могу переслать бизнес-план всего этого предприятия, если хочешь. Полная раскладочка со всей цифирью…

Чиполлинский-Томатов: Стыдно, господин Толстой. Втихаря плагиатом занялись? Ваш «Буратино» – это же чистый «Пиноккио». Да если бы чистый – вы половину чудесной сказки просто выкинули! Я уже не говорю об использовании фамилии великого Льва Толстого в качестве псевдонима. Стыдно! До чего докатилась великая русская литература!

Боец Невидимого Фронта: «ЗК» – зашифрованный протокол сионских мудрецов. Присмотритесь к этим символам! «Пять золотых» (золотая пентаграмма!), зарытые в «Стране Дураков» (Россия!). Намёк на Маркса (папа Карло) вам тоже даром не пройдёт! Не допустим красно-коричневой пропаганды скрытого сионизма!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии