Хрущев

Требования к поступающим на рабфак были занижены, как только возможно. От абитуриентов 1924 года требовались «твердое знание четырех арифметических действий с целыми числами, способность четко выражать свои мысли в устной и письменной форме и элементарная политическая грамотность» ⁵¹. По политической грамотности Хрущев, скорее всего, был первым в группе. Однако, хотя официозная биография и заверяет читателей в его успехах ⁵², одна из преподавательниц Хрущева вспоминала об этом иначе. По ее словам, будущий глава СССР и лидер коммунистической партии «с трудом держал в мозолистых руках карандаш». Хрущев очень старался: она вспоминает, как он долго бился над сложным грамматическим правилом и, наконец усвоив его, от радости заулыбался во весь рот и закричал: «Получилось!» Однако, несмотря на все старания, учеником он был «отстающим» ⁵³.

Возможно, отставание в учебе было связано и с политическими обязанностями. Довольно скоро Хрущев сделался партсекретарем не только рабфака, но и всего техникума. Это означало, что он отвечает и за политическую сознательность студентов, и (наряду с директором) за условия учебы. Здание техникума, в котором до революции размещалось коммерческое училище, на дореволюционных фотографиях выглядит так же презентабельно, как и в 1991 году. Однако когда техникум впервые открыл двери для студентов, можно было лишь радоваться, что хотя бы двери в здании имеются. Большинство студентов проживали в разрушенных бараках, где когда-то останавливались на постой казаки, по сорок — пятьдесят человек в комнате ⁵⁴. Как партийный лидер, Хрущев находился в «привилегированном» положении — он делил маленькую угловую комнатку всего лишь с тремя студентами.

Перед началом занятий первым студентам пришлось своими руками ремонтировать здание техникума. По настоянию Хрущева они несколько недель ремонтировали и заменяли проржавевшие механизмы, пока наконец не смогли восстановить мастерские, лаборатории и электрогенератор ⁵⁵. Учебников не хватало, и Хрущев предложил самим печатать их в близлежащей типографии. «Никита Сергеевич часто забегал в типографию, — вспоминает один из типографских рабочих, — интересовался нашими делами, давал указания» ⁵⁶. Когда партийная ячейка выпускала газету, Хрущев надзирал за ее выпуском. Как партийный руководитель, он нес ответственность за идеологическое содержание газеты; однако, по-видимому, интересовал его и сам процесс. Многочисленные обязанности подразумевали постоянную деятельность, но, в сущности, эта деятельность не отличалась от того, чем он занимался на шахте — беготня, встречи с людьми, необходимость справляться с постоянно возникающими проблемами. На образование, к которому он так стремился, времени не оставалось.

В сентябре 1924 года Хрущев был членом комиссии, выдававшей дипломы первым пятнадцати выпускникам техникума. Сам он диплома так и не получил. Позже он заявлял, что окончил рабфак, но документально это не подтверждено ⁵⁷. Даже если это и так, элементарность знаний, получаемых на рабфаке, и недостаток времени, которое Хрущев мог уделить учебе, заставляют предположить, что его образовательный уровень не слишком повысился.

Партийное положение Хрущева придавало ему авторитет, немыслимый для простого рабфаковца. В декабре 1923 года он представлял свою партячейку на конференции Юзовского губкома и в том же месяце вошел в губком, став одним из сорока представителей местной большевистской элиты. В этом качестве Хрущев сделался хорошо известен на шахтах, заводах и в образовательных учреждениях Юзовки. После того как он практически в одиночку прекратил забастовку на одной из шахт, его ввели во внутренний партийный круг — бюро Юзовского губкома.

Такие ответственные позиции могли занимать лишь проверенные люди. Нетрудно представить, что в эти годы Хрущев искренне разделял упрощенную, примитивизированную сталинскую версию марксизма ⁵⁸. Однако на некоторое время он присоединился к оппозиционерам-троцкистам — тяжелая политическая ошибка, впоследствии поставившая под угрозу не только его карьеру, но и жизнь.

«В 1923 году, — рассказывает в своих мемуарах Хрущев, — когда я учился на рабочем факультете, то допускал колебания троцкистского характера… Меня увлек тогда Харечко, довольно известный троцкист… В течениях социал-демократической партии я тогда совершенно не разбирался, хотя знал, что это был человек, который до революции боролся за народ, боролся за рабочих и за крестьян» ⁵⁹.

Трофим Харечко был видным большевиком, подписавшим Декларацию сорока шести ⁶⁰. Вопросы внутрипартийной демократии (вернее, ее отсутствия) в то время обсуждались широко и горячо, и Хрущев не мог не понимать, на чью сторону становится. Разумеется, он не мог признаваться в этом при жизни Сталина — но не признался и позже.