Сабуров и Первухин не были близки к Хрущеву, а его план децентрализации угрожал их служебному положению. По признанию самого Первухина, он решился примкнуть к заговору 20 мая, после памятного пикника с писателями; эта сцена подтолкнула его к тому, чтобы сделать выбор 47. Сабуров «разогревался» дольше. В начале мая Булганин пожаловался ему, что председатель КГБ Серов следит за членами Президиума. Примерно в то же время Маленков предупредил Сабурова, что Хрущев намерен от него избавиться; тогда же они перешли на «ты». Однако Сабуров продолжал колебаться до самого начала активных действий — когда, как сказал ему позднее на пленуме Хрущев, «черт вас втянул в это дело» 48.
Шепилова Черноуцан характеризует как человека «образованного, разумного и культурного» 49. Сам Шепилов хвастал, что мог «безошибочно, очень ритмично и точно напеть около дюжины опер, включая все хоровые, женские и оркестровые партии» 50. В выдвижении Шепилова на высочайшие посты (от редактора «Правды» до секретаря ЦК, кандидата в члены Президиума, а затем — министра иностранных дел) сказалось уважение Хрущева к интеллектуальной и культурной утонченности. Однако интеллигентность Шепилова болезненно напоминала Хрущеву о том, чего недоставало ему самому. Чувствуя это, Шепилов был осторожен: по словам Черноуцана, он «старался не высказывать своих суждений о литературе, чтобы угодить Хрущеву». На обеде с Тито в 1955 году Хрущев, рассказывая о чем-то, несколько раз просил Шепилова подтвердить справедливость своих слов. «Шепилов откладывал салфетку, — вспоминает Мичунович, — вставал из-за стола, рапортовал: „Точно так, Никита Сергеевич!“ — и снова садился. Меня это очень удивило — особенно поразило то, что Хрущев это терпит» 51.
Отношения Хрущева и Шепилова были не только необычными (Шепилов стал первым и единственным рафинированным интеллектуалом, которого Хрущев взял под свое крыло), но и достаточно близкими. Они работали вместе в ЦК и в Президиуме, а семья Шепилова по крайней мере один раз была в гостях на хрущевской даче. Высказывались предположения, что Хрущев считал Шепилова своим возможным преемником; если так, тем большим ударом стало его предательство. С тех пор Хрущев никогда уже не доверял высокообразованным помощникам, в которых так нуждался. «Шепилов, наш „академик“, сыграл в этом деле самую гнилую роль, — говорил Хрущев на пленуме, последовавшем за попыткой переворота. — У всех есть свои слабости; моя — в том, что я поддерживал выдвижение Шепилова» 52.
Сам Шепилов уверял, что «полюбил» Хрущева за широкую, демократическую натуру. Однако в 1957 году он начал записывать в свой блокнот жалобы Хрущева на коллег и коллег — на Хрущева, в том числе, как простодушно рассказывал сам Хрущев, «всякую дрянь и пакость», которая сообщалась ему «по секрету». После провала заговора союзник Хрущева Аверкий Аристов назвал Шепилова «политической проституткой»: «Надо было видеть, с каким цинизмом и сарказмом, с каким самодовольством он выступал в Президиуме — ни дать ни взять профессор, важная фигура; в своих выступлениях он чернил людей и бессовестно клеветал на них» 53. 18 июня, в день несостоявшегося путча, Шепилов зачитывал Хрущеву отрывки из своей записной книжки, чтобы показать, что думают о нем даже те, кого Хрущев считает своими союзниками. Шепилов был «одним из тех отвратительных людей, которые запоминают, кто что сказал, неважно где, а потом вытаскивают на свет и используют», — говорил первый секретарь Ленинградского обкома Фрол Козлов 54. «Знаете, что он обо мне говорил? — рассказывал потом Хрущев египетскому журналисту, с которым был в приятельских отношениях. — Что на встрече с президентом Финляндии я чесался, как завшивленный…» 55
В бесчисленных официальных постановлениях и пресс-релизах, посыпавшихся после провала заговора, основные заговорщики перечислялись в таком порядке: Молотов, Маленков, Каганович и «примкнувший к ним Шепилов» (в СССР еще долго ходила шутка, что «и примкнувший к ним Шепилов» — самое длинное русское сочетание имени и фамилии). По всей видимости, Шепилов примкнул к заговору в последнюю минуту, после нескольких бесед с Кагановичем, который, проживая с ним по соседству, несколько раз приглашал его погулять по лесу и во время этих прогулок убедил, что большинство — против Хрущева 56. Присоединившись к заговорщикам, Шепилов уже не чувствовал нужды щадить уязвимую психику своего патрона. «Все сводилось к тому, — вспоминал он много лет спустя, — что Хрущев был глубоко необразован, хотя имел голову на плечах. Но вместо того чтобы разобраться в предмете, он говорил: „Я нюхом чую“. А это непозволительно для руководителя — особенно для руководителя огромной страны». Или, по другому случаю: «Не может неграмотный управлять государством» 57.
«Вы сделались „экспертом“ во всем — от сельского хозяйства до науки и культуры», — упрекал Хрущева Шепилов во время путча. Тогда Хрущев спросил, какое образование у самого Шепилова. Тот ответил: десять классов, четыре года в университете, еще три — в Институте красной профессуры.