Хрупкий лед

Так же, Дмитрий Валерьевич и Альфред Романович продолжали приходить на тренировки. Они ни с кем из ребят не разговаривали, да и ему самому никак не давали понять, что выделяют Сашу из всех занимающихся в секции. Мужчины сидели, наблюдая за игрой, что-то обсуждали между собой и с Эдуардом Альбертовичем, записывали какие-то моменты на видеокамеру. Та, кстати, вызвала настоящий переполох среди мальчишек, никто из них еще не видел такой вблизи. И потому, каждый, старался под любым предлогом подойти ближе и лучше рассмотреть это «чудо».

Саша тоже ходил и смотрел. А еще — играл. Играл хорошо, замечательно, наверное. Потому что все больше убеждался, что никуда не поедет. Не мог он Настю оставить. Не мог. А потому, старался наиграться в хоккей, понимая, что его решение не позволит ему пойти куда-то дальше этой секции. Разве что в их стране случится чудо и государство резко бросится спасать этот вид спорта.

Чего пока, к огромному сожалению, не наблюдалось.

А еще, они с мамой тщательно готовили праздник для Насти, чтобы этот «день рождения» вышел самым-самым лучшим, каким только мог быть. Правда, к своему огорчению, Саша никак не мог выбрать подарок. Осталось меньше недели, а он еще не определился, что же подарить подруге и размышлял об этом все время.

Сегодня, как и всегда после школы, он отправлялся на тренировку. Сейчас он зайдет в приют за Настей, и они вместе отправятся на лед. Саша как раз одевался, слушая тихие разговоры мамы и Анны Трофимовны на кухне, когда кто-то позвонил в дверь. Странно, к ним редко кто-то приходил. Разве что бабушка Аня. Так она и сейчас у них. Или это Дмитрий Валерьевич, который теперь приходил едва ли ни ежедневно? Хотя, тот, обычно, заглядывал в гости вечером.

— Я открою! — крикнул Саша маме, решив не гадать, а проверить, кто пришел.

Выйдя в коридор, он глянул в глазок и с удивлением распахнул входные двери перед Верой Семеновной, директором Настиного приюта. Женщина казалось очень грустной и, сейчас, стоя у них под дверью, она плакала.

— Здравствуйте. — Немного растерянно произнес Саша. — А я к вам собирался…

Даже кивнул и отступил, пропуская женщину внутрь. А у самого внутри что-то сжалось, сдавило. Сашка не то, что умом, чем-то другим, примитивным и диким понял, что случилось что-то. С Настей. И это было плохо. Очень плохо.

И он до рези в глазах сейчас всматривался в директрису, отчаянно желая понять, что произошло, и до дрожи в коленях боясь этого.

— Шурка, кто там? — Мама и Анна Трофимовна выглянули из кухни.

Но ни Саша, ни Вера Семеновна не обернулись. Директриса смотрела только на него, и он не мог глаза отвести.

— Саша… — Вера Семеновна глубоко вздохнула. — Тебе уже не за чем к нам приходить. Настя… ее нет. Ее забрали сегодня.

Женщина принялась утирать слезы. А Саша… Он просто не мог понять, что она имеет в виду.

— Как это — нет? — Переспросил он, удивившись, отчего это голос стал таким хриплым и ломанным. — Куда забрали? Кто?

— Социальная служба. Ее документы восстановили. И за ней сегодня приехали, чтобы перевести в детский дом для старших детей. — Прерывисто, все еще всхлипывая, объяснила Вера Семеновна.

— Нет. — Саша покачал головой. — НЕТ! — Крикнул он. — Она бы не уехала, не рассказав мне. Не попрощавшись. Я сейчас пойду. Скажу, что ее нельзя забирать…

— Саша. — Вера Семеновна ухватила его за руку. А он и не заметил, что рванул к дверям. — Ей не дали, Сашенька. Настя очень просила отпустить ее попрощаться. Рассказать. И я просила, объясняла. Мы плакали. Но, понимаешь, у них и другие дети были. Беспризорники, которых милиция передала. А ехать далеко. В нашем городе сейчас нет детского дома для старших детей. Объединили с соседней областью. И социальный работник не захотела ждать, не разрешила. Мы так просили… А они уехали, Сашенька. Уже уехали. А я к вам сразу… — Вера Семеновна опять заплакала. — Они мне даже не сказали, куда ее переведут. В соседнюю область, или в другое место. «Еще не решено», вот и все что мне ответили.

Саша ощущал себя потерянно. Оглушено. Так, как когда с размаху получал в живот. Еще не осознав, не поняв, он оглянулся, словно надеялся, что мама сейчас улыбнется и все решит. Так, как всегда это делала. Все уладит. Она же все может…

Но мама, глядя на него печальными, полными слез глазами, зажимала ладонью рот. А бабушка Аня в открытую плакала.

Это окончательно добило его.

— Нет! — вдруг закричал Саша. — Нет! — Он замотал головой, будто пытался оттолкнуть, стряхнуть с себя правду. — Нет!

Не понимая зачем, для чего, куда, он рванул с места, и выбежал из квартиры.

— Сашенька! — Несся за ним вслед объединенный крик испуганных женщин. — Сынок!

Но он не оборачивался. Просто не мог. Ему надо было.

Что именно надо — Саша не знал. Но остановиться не мог. Казалось, что если он хоть на секундочку остановится — станет так больно, что он просто не вынесет, не выдержит. И Саша бежал куда-то, не замечая никого на своем пути, не разбирая самой дороги.

Он не мог поверить, что Настю забрали. Не мог! И это тогда, когда он сам решил отказаться от хоккея, лишь бы остаться здесь, с ней!