— Начнем в 10.00, раньше вам никак не успеть. Встречаемся здесь же через сутки или на дороге к аэродрому вот в этом квадрате. Мои танки будут сопровождать машину курьера. Думаю, возьмем его без осложнений. А теперь зови своих старших, надо показать на схеме безопасные пути подхода к железной дороге, где остались коридоры в минных полях и где слабее охрана.
Гром позвал Кислова и Маркина.
— Ударить можно вот здесь и здесь, — сказал Штурм, водя карандашом по схеме минирования железнодорожной ветки. — Тут безопасные подходы к полотну со стороны леса. Они оставлены специально для патрулей и на местности обозначены вешками.
— Кстати, о патрулях, — сказал Гром. — Где и сколько?
— По три парных патруля на каждый километр, — ответил Штурм. — Могут быть с собаками. Во время смены патрулей от переезда до подземных складов ходит бронедрезина. В местах ограниченной видимости поставлены вышки с пулеметными гнездами. Подойти к насыпи будет сложно.
— Понятно, что сложно, — недовольно хмыкнул Гром. — Какое расстояние от леса до насыпи?
— Двести метров. Местами чуть больше.
Кислов насупился и спросил:
— Что же получается: двести метров по минному полю под кинжальным огнем?
— Двое прорываются, третий их прикрывает, — пояснил Штурм.
— Под огнем противника начнут рваться мины, — покачал головой Маркин. — Считаю, что у минеров нет шансов добежать до «железки».
Штурм вздохнул и исподлобья взглянул на Грома, как бы говоря: «Твое слово, командир».
— Значит, так, — обратился Гром к Кислову и Маркину. — Я начинаю первым, — по обстановке, — а вы подхватываете. Такой немцам фейерверк закачу, что на ваше появление они и внимания не обратят. Только раньше меня не начинать.
— От складов до переезда километров пять, не меньше. А нам с Кисловым нужно не только добежать, но и осмотреться! — сказал Маркин.
— Я дам вам фору для выхода на огневой рубеж, — сказал Гром. — Двадцати минут хватит?
— Вполне, — ответил Маркин.
— Курт, а почему вы предлагаете начать ровно в десять часов? — спросил Кислов.
— Сегодня в десять прибывает состав с комплектующими для ракет. Момент для проникновения на склад самый удачный. Грех было бы его упустить, — ответил Штурм.
В это время в проеме входа возникла фигура сержанта Полонского.
— Командир, надо уходить! Немцы!
Майор и капитан переглянулись.
— Действуем, как решили, — сказал Штурм. — Забирай все схемы, оторвемся от фрицев, — они тебе пригодятся.
— Где немцы, сколько? — одновременно с Паулем крикнул Гром.
…Два взвода под командой гауптштурмфюрера Клоха полукольцом окружали территорию заброшенного лагеря. Шедший в авангарде Клох сразу заметил людей в камуфляже, выбегающих из углового барака, и приказал открыть по ним огонь. Вот упал первый сраженный диверсант, остальные залегли, но это не беда: долго эта горстка русских продержаться не сможет. Их шансы на победу так малы, что ими можно пренебречь.
8
Около двух часов провел Алекс в напряженном ожидании. В голове роились нехорошие мысли. Успеет ли Хельга освободить его раньше, чем гестаповец узнает, что его обвели вокруг пальца? Может быть, с Хельгой что-то случилось? Неужели ОТТО не смог защитить ее и уберечь возвращаемый модуль? Неужели надежды на спасение нет?
С легким щелчком отворилась дверь, и в комнату, где уже сидели два дюжих солдата, вошел Ренке в сопровождении неприятного неряшливо одетого субъекта, сломанный нос которого украшало золотое пенсне.
— Знакомьтесь, Химмель, это доктор Эйхман, он пришел вправить вам мозги!
— Как вы смеете так разговаривать! — Алекс умело разыграл гнев.
— Играете роль до конца? — усмехнулся Ренке. — Похвально. Однако мне кажется, вы перестарались. Переиграли себя самого. Хотели потянуть время? Вы были так убедительны, когда требовали немедленно навести о вас справки! Вы талантливы, как актер, посмотрим, насколько вы серьезны, как разведчик.
— Вы заблуждаетесь, считая меня шпионом! — немного успокоившись, сказал Алекс.
— Ага, значит, вы больше не будете меня убеждать, что вы — Алекс Химмель, пилот Дорнбергера?
— Я не имею ни малейшего отношения ни к вермахту — в целом, ни к люфтваффе — в частности. Но меня действительно зовут Алекс Химмель, и это все, что я намерен вам сообщить.
— Посмотрим, — усмехнулся Ренке. — Доктор Эйхман думает иначе…. А вы хорошо говорите по-немецки!
— Я — немец!
— А воспитывались в России?
— Да.
— Фольксдойче… Убежденный марксист?
Алекс улыбнулся.
— Нет. Стоик!
— Вот даже как! Забавно! Что же вы искали здесь, под Брянском?
— Я затрудняюсь с ответом.
— А откуда вам известны фамилии ведущих специалистов из Пенемюнде?
— У меня всегда было «отлично» по истории.
— Не хотите отвечать…. Жаль. Придется передать вас доктору Эйхману… Но вы как будто не боитесь… Ах, да, вы же стоик! А может, вы ждете свою радистку, рассчитываете на ее помощь? Она тоже просоветская фольксдойче?
— Нет, это электронно-механическая копия человека, робот, подобие робота-убийцы, найденного вами в лесу.
— А что, таких делают в Советской России? Или в Соединенных Штатах?
— Нет, таких пока нигде не делают, — уклончиво ответил Алекс.
— А где сделан ваш шпионский прибор?