А, понятно. Я — над нашим передним краем. С земли бьют по “мессерам” зенитные орудия и пулеметы. А у меня теперь задача простая: не разбиться при посадке. Шасси не выпускаются. Это даже к лучшему. Хуже нет, чем скапотировать при пробеге. А ямы там вполне могут оказаться. Буду садиться на брюхо.
Планирую между первой и второй линиями траншей.
Только бы не сесть на минное поле.
Мне “повезло”. На мины я не попал, но неуправляемый “Як” потащило прямо на единственный торчащий посреди ровного и гладкого поля валун. Вмажусь в него — конец.
Удар! Земля встает дыбом. Успеваю сказать: “Мама!”, и мой “Як”, не перейдя верхнюю точку, с грохотом падает назад, на брюхо. Перевернуться ему уже не хватило скорости, совсем немного не хватило.
Мертвая тишина. Аж в ушах звенит.
С минуту или две сижу неподвижно. Никак не могу поверить, что все кончилось и я остался жив. Все тело гудит. Болят плечи и поясница. До меня доходит, что я застыл в том положении, в которое меня бросил рывок вперед, когда “Як” врезался в валун.
Выпрямляюсь и расстегиваю ремни. Пытаюсь открыть фонарь. Его заклинило. Достаю пистолет и рукояткой бью по направляющим. С большим трудом сдвигаю фонарь до половины и протискиваюсь в щель. Мешает парашют, и я его отстегиваю. На земле он мне не нужен.
— Давай, давай, фашист, вылезай! — слышу я. — Только пистолет-то брось на землю! Хенде хох, Геринг!
У разбитого “Яка” стоит молодой солдат и держит меня на прицеле автомата.
— Я тебе, сопляк, мать твою, в простодушии дышлом крещеную, покажу Геринга! Дай только вылезу, уши надеру!
— Отставить, Жилин! Опусти автомат и помоги выбраться летуну. Свой это.
Из-за самолета выходит сержант с еще одним солдатом. Они помогают мне вылезти из покореженной машины.
Едва я ступаю на землю, как ноги у меня подкашиваются. Сержант подхватывает меня.
— Ранен, летун?
— Да вроде нет. Просто тряхнуло здорово. Все кости болят.
— Давай, браток, поможем тебе дойти.
— Погоди, сержант. “Яку” последний долг отдать надо.
Волоча ноги, обхожу искореженную машину. То, что от нее осталось, назвать самолетом можно, только обладая буйной фантазией. Хвоста нет, левой плоскости тоже. Правая закручена в штопор, капот разворочен. Неудивительно, что боец принял меня за немца. Поди разбери, что это за самолет.
Эх, “Як” мой, “Як”! Сколько раз мы с тобой побеждали в небе и выручали друг друга! И сейчас ты спас меня в последний раз, ценой своей жизни.
Прижимаюсь лбом к еще горячему капоту.
— Хорошо ты дрался, дружище, — говорю я, и мне кажется, что “Як” слышит меня и отвечает. Или это потрескивают остывающие детали раскаленного мотора?
Подхожу к бензобаку и открываю сливной кран. Весело журчит струйка бензина.
— Прощай, солдат. И прости, если сможешь, — говорю отойдя на несколько шагов, бросаю в лужу бензина горящую спичку. Останки “Яка” вспыхивают жарким пламенем.
Снимаю шлемофон, достаю “ТТ” и салютую “Яку”. Молча смотрю на пожирающее самолет пламя. Поняв смысл происходящего, солдаты тоже обнажают головы и в молчании смотрят на погребальный костер.
— Проводи меня до командира, сержант, — прошу я.
Глава 18
У костра, очерченного кругом
Чуть усталых солдатских глаз,
Идет разговор о многом
И, конечно, о нас.
В блиндаже, освещенном двумя большими коптилками, сидят шесть командиров. У дверей — радиостанция, за которой дежурит девушка-ефрейтор.
Я определяю старшего — это капитан моих лет — и представляюсь:
— Гвардии капитан Злобин, командир эскадрильи 2-го Гвардейского истребительного авиационного полка. Находился в разведке, сбит в воздушном бою, сел на вынужденную посадку в вашем расположении.
Капитан представляется в свою очередь:
— Капитан Ненашев, командир батальона 414-го стрелкового полка. Держим оборону. Здоров? Не ранен?
— Все в порядке, спасибо.
— Могу чем-нибудь помочь гвардии?
— Можешь. Первое, — я отстегиваю планшет с картой и подаю его капитану, — эту карту надо как можно скорее доставить в штаб фронта. Здесь последние данные о расположении танковой группы Гудериана.
Капитан бросает на карту взгляд, и его скуластое лицо вытягивается.
— Еремин! Мухой — в штаб дивизии! Бери трофейный “Хорьх” и лети, словно тебе зад скипидаром смазали.
Молоденький лейтенант вскакивает.
— Есть доставить карту в штаб дивизии!
— Береги ее, лейтенант, как невесту, как маму родную, — прошу я его. — За эту карту восемь гвардейских асов головы сложили.
— Не беспокойтесь, товарищ гвардии капитан, доставлю в целости-сохранности, — заверяет лейтенант и выбегает из блиндажа.
— Слушай, гвардия, что они, в самом деле уже сосредоточились для удара? — спрашивает Ненашев с беспокойством.
— Да нет, это я так, от балды нарисовал.
Капитан мрачно улыбается и спрашивает:
— Ну а второе?
— Мне нужна связь со своей частью.
— Нет проблем. Только на прошлой неделе рацию нам в батальон выдали. Хоть со Смоленском, хоть с Москвой поговорить можно. Тоня, помоги гвардейцу связаться с его частью.