Хроники. Том 1

На 3-й улице имелась необычная пивная и распивочная — там раньше был извозчичий двор Аарона Бэрра. Теперь это место называлось «Кафе Причуда». Ходили туда в основном работяги — сидели, ржали, матерились, жрали черное мясо и трепались о бабах. В глубине располагалась крохотная сцена, и я там пару раз выступал. Где я только ни играл по разу. Большинство заведений не закрывали дверей до рассвета: керосиновые лампы, засыпанный опилками пол, чуть ли не повсюду — деревянные скамьи, у дверей — парняга со здоровенными ручищами. Хозяева денег за вход не брали, зато старались сбыть как можно больше кофе. Исполнители обычно сидели или стояли прямо в окне, чтобы их было видно и с улицы, или размещались в глубине комнаты лицом к двери и распевали что было мочи. Никаких микрофонов, ничего.

Искатели талантов в такие притоны не заглядывали. Там было темно и замызганно, царил хаос. Исполнители пели и пускали по кругу шляпу, либо пели, пока мимо тянулись туристы, — в надежде, что кто-нибудь швырнет монетку в хлебную корзинку или открытый гитарный чехол. По выходным, если играть во всех этих забегаловках с заката до рассвета, заработаешь долларов двадцать. По рабочим дням — трудно сказать. Иногда — совсем гроши, конкуренция слишком свирепая. Чтобы выжить, нужно знать трюк-другой.

Один певец, с которым мы часто пересекались в то время, — Ричи Хэвенс, — всегда выпускал со шляпой хорошенькую девушку, и я заметил, что сборы у него лучше. Иногда его девушка пускала по кругу две шляпы. Если нет трюка — ты невидимка, а это нехорошо. Пару раз я договаривался с девчонкой, которую знал по «Кафе Чё?», — она работала там официанткой и была приятна глазу. Мы ходили из одного заведения в другое, я играл, а она собирала деньги — в смешной шляпке, сильно накрашенная, в кружевной блузке с низким вырезом. Под накидкой она выглядела чуть ли не голой от пояса и выше. Позже деньги мы с ней делили, но постоянно так работать было слишком муторно. Хотя когда она была со мной, я все равно зарабатывал больше, чем в одиночку.

А от прочих меня в то время сильнее всего отличал репертуар. Основа — солиднее, чем у остальных кофейных исполнителей, — у меня состояла из ядреных народных песен, подкрепленных беспрестанно громким бренчаньем. Я либо отгонял публику, либо народ тянулся поглядеть, что тут такое происходит. Третьего не дано. В тех местах водилось множество певцов и музыкантов получше, но по природе своей никто и близко не подходил к тому, что делал я. Народными песнями я исследовал Вселенную, они были картинками, а картинки ценились гораздо больше всего, что я мог бы сказать сам. Я постиг внутреннюю субстанцию того, как надо. Кусочки складывались легко. Мне ничего не стоило отбарабанить, например, «Тюрягу Коламбуса», «Пажити изобилия», «Брата в Корее» и «Если проиграю, дай мне проиграть» спина к спине, точно это была одна песня. Большинство других исполнителей старались донести до слушателей себя, а не песню, мне же на это было наплевать. Для меня главное было — песня.

Днями в «Кафе Чё?» я ходить перестал. Вообще туда больше носа не казал. И с Фредди Нилом перестал видеться. Вместо этого я начал околачиваться в «Фольклорном центре» — цитадели американской народной музыки. Центр тоже располагался на Макдугал-стрит, между Бликер и 3-й. В маленькую лавку нужно было подняться по лестнице, внутри царило изящество старины. Будто древняя часовня, будто институт в обувной коробке. «Фольклорный центр» торговал всем и извещал обо всем, что имело отношение к народной музыке. В широком окне были выставлены инструменты и пластинки.

Однажды днем я поднялся по лестнице и зашел внутрь. Осмотрелся и познакомился с хозяином — Иззи Янгом. Молодой фольклорный энтузиаст старой школы, очень язвительный, в тяжелых роговых очках, он говорил на густом бруклинском диалекте, носил шерстяные брюки на тонком ремешке, рабочие башмаки, а галстук у него небрежно съезжал вбок. Голос его напоминал бульдозер, и как бы Иззи ни говорил, для крохотной комнаты выходило чересчур громко. Иззи постоянно бывал чем-то расстроен. Неряшливо добродушный человек, на самом деле — романтик. Для него народная музыка блистала, будто гора золота. Для меня — тоже. В «Центре» пересекались все дорожки фолка, какую ни назови, и там время от времени можно было увидеть настоящих упертых фолксингеров. Некоторым сюда приходила почта.