Отпиваем пива и снова погружаемся в свои мысли. Внезапно дверь в бар распахивается и вваливаются пять человек: три обер лейтенанта, один штаб-лейтенант и младший лейтенант. На тусклом свету я узнаю Эндрюса, значит, это офицеры с лодки U 71, недавно вернувшейся из очередного похода. Их командир Зейтлер теперь должен проставиться, так как он заново родился: его лодка находилась в надводном положении, когда её заметила противолодочная летающая лодка «Каталина», подлодка не успела погрузиться, и четыре бомбы упали прямо по ходу движения всего в двадцати метрах от правого борта. Как итог, три пробоины в корпусе, заклинившие рули глубины и возгорание правого электромотора.
Ещё полчаса, и весь Vereinigte Flotte будет здесь! – сказал я, отпивая из кружки.
Внезапно на сцене появляется человек, он поднимает руку, что-то говоря музыкантам, и те умолкают, мужчина оборачивается и подходит к микрофону, теперь я узнаю его! Ульман – второй вахтенный офицер на лодке U 79, тоже аристократ, но не такой бесящий как мой. «Так-так, интересно!»
Одну минуту! Прошу вашего внимания! – говорит он, и все быстро затихают, смотря на него.
Тот кивнул, откашлялся и продолжил:
Новоиспечённому кавалеру ордена Большого Имперского креста, капитану-лейтенанту Филиппу Томпсону, троекратное Vivat!
И тут все оборачиваются к дверям и орут во всю мощь своих глоток, вскидывая кулаки в воздух:
– Vivat! Vivat! Vivat!
В дверь еле-еле заходят два человека, ведущих под руку третьего: грязные рыжие волосы, неухоженная борода, белая фуражка, мятая в хлам форма, трубка в зубах, шатающаяся походка и бусины зелёных глаз, обводящие мертвецки пьяным взглядом всю беснующуюся толпу. Томпсон снова в стельку пьян, это для него уже вошло в привычку. Он грузно идёт сквозь толпу, махая всем руками и вытаскивая бутылку шампанского, у проходящей мимо официантки, он пару раз чуть не навернулся на ровном месте, но вот он на сцене, убирает в нагрудный карман свою трубку и орёт на весь бар:
Тихо, бордель! ТИХО!
Затем он замечает микрофон, подходит к нему вплотную и громко выдыхает.
За светлейшего, трезвейшего, женатейшего ИМПЕРАТОРА! Прошедшего тернистый путь от ефрейтора царской России, до великого полководца! Что, разве не так?! За великого знатока подводного флота! Которому… которых… ик…, который показал этим сыкунам! Этим зажравшимся вонючкам – конфедератам, куда он вставит им самые длинные имперские сигары!
Закончив этот монолог Томпсон вытаскивает кортик и под хохот и свист толпы разбивает горлышко у бутылки и хлещет прямо оттуда. После сего моноспектакля он опять, чуть не навернувшись, спускается со сцены и, оглядывая зал, направляется к нам. Остановившись напротив меня, он прищуривается и, ухмыльнувшись, вскидывает руку к козырьку.
Гер адмирал, рад вас видеть! – после чего громко икает
Уже по его интонации мне все ясно, он опять за старое!
Издеваешься, Томпсон?!– сказал я, сощурив глаза
Да ладно тебе, «Старик», я рад тебя видеть!
Он встаёт слева от меня и заказывает себе пиво, кивнув Шефу, тот кивает в ответ и смотрит на наручные часы.
Черт! – ругается он, тряхнув рукой, видимо, часы остановились.
Я бросил взгляд на него и задрал манжет рубашки.
22:05.
Шеф смотрит на меня благодарным взглядом и, махом допив остатки пива, надевает фуражку и быстро уходит к выходу, козырнув нам на ходу.
Мы с Томпсоном провожаем его взглядом.
Жене… пошёл звонить?
Я киваю и продолжаю смотреть за происходящим в баре. Кто-то из матросов уже забрался на стол и танцует на нём, а вокруг собралась ещё кучка и каждый старательно пытается спихнуть первого и занять его место. Смотря на весь этот бедлам, я качаю головой и поджимаю губы.
Это не «старая гвардия»! Это – салаги! Хамы и мудозвоны! Детишки, оторванные от груди матери!
Щёки румяные, задницы не траханы! И вера в империю в глазах! – вторит Томпсон, облизывая пальцы.
Скоро поумнеют!
Внезапно раздаётся звонок телефона, лицо Томпсона искажается, и тот мгновенно разворачивается, крича во всё горло: ALARM! Но, разобравшись, что это телефон, он грязно ругается и роняет голову на руки.
Дрянь, всё дрянь!
Что, опять неисправные торпеды? – предположил я
Ещё сколько! Девять подряд! ДЕВЯТЬ! – прорычал Томпсон и сплюнул себе под ноги.
Я киваю и невесело ухмыляюсь, у самого в последнем походе пять торпед подряд не сработали. Когда мы пришли на базу, у меня было дикое желание набить морду начальнику интендантской службы за такой подарок!
Ладно, идём к нашим! Вон Зайтлер припёрся, наконец!
Киваю ему и, взяв свой бокал пива, иду вместе с Томпсоном к столу командиров, но только мы подошли, как на мое место тут же приземляется какой-то лейтенант и задирает кверху ноги.
Ты что охренел? – ревёт Томпсон, хватая парня за воротник.
Тот от страха аж побледнел, а Филипп наклоняет его к себе и дышит прямо ему в рожу.
Чтобы я больше тебя здесь не видел, сопляк недоношенный! – орёт он ему в лицо и практически швыряет парня через два стола на пол.