Хроники Реликта. Том 2

Он знал, что человека, играющего в игры с «виртуальной реальностью» больше семи часов подряд, ждет обезвоживание организма, у него начинается распад мышечной ткани, уменьшается объем сердца, увеличивается выход кальция, а главное – он теряет ориентацию, в каком именно мире живет. По сути, ВР-фильмы могли стать – и стали! – своего рода наркотиком, особенно для тех, кого природа обделила красотой, смелостью, силой физической и силой сексуальной, поэтому многочасовые фильмы были запрещены, а тем более многосерийные «секс-пиры». Но и композиции других жанров были достаточно притягательными, чтобы люди, особенно молодежь, игнорировали закон и уходили в выдуманные миры надолго, иногда на двое суток! Заканчивался такой «поход» обычно смертью. И хотя Ставр писал свои фильмы, встраивая в них пси-выключатель, срабатывающий после двух часов игры, но и его зачастую игра захватывала так, что выход из нее казался едва ли не трагедией.

– Привет, мальчик. – Ольга Панкратова всегда называла его так, и Ставра это уже давно не огорчало. – Я тебя снова оторвала от игры?

– Привет, ма. – Ставр улыбнулся, любуясь матерью. – Ты всегда звонишь вовремя.

В свои пятьдесят два мать выглядела на двадцать с хвостиком, и Ставр вполне понимал отца, который влюбился в нее с первого взгляда. Правда, где пересеклись пути бравого стармена, Даль-разведчика, и магистрессы Историко-археологической академии, ни один из них не рассказывал. С тех пор Ольга Панкратова успела стать лордом историосоционики и часто пропадала в экспедициях с группой историков или археонавтов, а Прохор Панкратов так и не изменил своей тяге к Великой Пустоте, из одной экспедиции Даль-разведки ныряя в другую. Когда он появлялся на Земле, для матери наступал праздник и она срывалась с работы, не обращая внимания ни на кого. Впрочем, не меньше радовался и Ставр. Отец для него был высшим авторитетом во всех делах.

– Скучаешь? Могу приехать.

Мама жила с отцом в Салехарде, и добраться туда от дома Ставра можно было за полчаса.

– Я знаю, что ты занят, потерплю. Да и па скоро вернется, я сердцем чую. А вот за тебя тревожно. Ты уж поосторожней там, эрм, в своих сферах. Сердце мне подсказывает, что придется тебе несладко.

– Я буду осторожен, ма, обещаю. Мне вчера бабуля звонила и тоже предупреждала, так что я готов. Не беспокойся, мы могем за себя постоять.

Мать улыбнулась, передав улыбкой тысячу оттенков любви и привязанности, помахала рукой.

– Могла бы и не звонить, я и так тебя слышу, но захотелось вдруг просто увидеть.

Ставр почувствовал укол раскаяния, он не наведывался к родителям больше двух месяцев. Пробормотал:

– Чес слово, ма, завтра заскочу, приготовь мне к обеду чего-нибудь вкусненького.

– Приготовлю и буду ждать. Пока, мальчик.

Видеопризрак матери растаял.

Ставр посидел немного, перебирая в памяти былые вечера с отцом и матерью, потом похлопал рукой по панели инка:

– Извини, братец, игра отменяется. Нас ждут великие дела и великие люди.

«И меня, надеюсь?» – спросил Фил.

«А ты останешься дома, – отрезал Ставр. – Терентию одному скучно».

Он намеревался встретиться с Лабовицем и посетить еще раз дом Грехова. Видана не звонила, значит, ничего существенного сообщить не могла, поэтому Ставр, как ни тянуло его позвонить самому, решительно пресек попытки второго «я» соблазнить его на пси-сеанс, экипировался в соответствии с программой дня и через двадцать минут вышел из аэра у дома Грехова.

Дверь открылась, как только он появился в поле зрения инка Диего.

В доме со времени прошлого посещения ничто не изменилось. Не чувствовалось и присутствия хозяина или кого-нибудь другого.

«Весь к вашим услугам, – возвестил Диего Вирт с каким-то даже удовольствием, как почудилось Панкратову. – Только что по сети «спрута» прошла интересная сентенция Большого Никто. Хотите послушать?»

Ставр не сразу сообразил, что под Большим Никем инк подразумевал «эффект наведенной разумности», известный также под названием Голос Пустоты.

«Спасибо, послушаю».

Диего включил запись, и в гостиной зазвучал пси-голос самого странного из искусственных существ, созданного не человеком, но не без его помощи, – «надмашинного организма» из длинномерных сетей связи, изредка проявляющего признаки псевдоразума: «Откуда мы и куда идем? Зачем мы? Все равно исчезнем завтра».

Ставр пожал плечами.

«То же самое, но гораздо звучнее сказал тысячу триста лет назад Омар Хайям:

Откуда мы пришли? Куда свой пусть вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах. А где, скажите, дым?»

«О да, – с едва уловимой иронией согласился Диего. – Но ведь Хайям был человеком, а Большой Никто так далек от всего человеческого… и так близок».