Хроники последнего лета

— Наталья Владимировна, прошу вас, не волнуйтесь. И я, и Виктор Сергеевич сделаем все, чтобы вам помочь. Успокойтесь, пожалуйста.

Несмотря на такую поддержку, Наташу начало по-настоящему трясти. Советник подождал, пока она придет в себя, налил воды, пододвинул бокал и сказал:

— Выход бывает из любой ситуации. Другое дело, платить приходится за все. К сожалению, в нашем случае это именно так.

Наташа сделала глоток и, действительно, немного успокоилась.

— И что же делать?

Иван Степанович лучезарно улыбнулся.

— Ну, так уже лучше. Выход простой: Артемий признает свою вину и сотрудничает со следствием. Тогда он получает по минимуму, но я должен сразу предупредить: без реального срока не обойтись, иначе не успокоить Абдусаламова. Посидит года полтора, а там и УДО, тут-то мы поспособствуем, не сомневайтесь.

— Это точно единственная возможность? — неожиданно твердо спросила Наташа.

— Да.

— И что вы хотите от меня?

Иван Степанович слегка наклонился над столом, и, понизив голос, доверительно произнес:

— Поговорите с Тёмой. Убедите, что признание вины — в его же интересах. Поговорите, он должен вам поверить.

Наташа задумалась, машинально перебирая руками смятую салфетку. Наконец, она испытующе посмотрела в глаза Доброму-Пролёткину, тяжело вздохнула и решительно сказала:

— Хорошо. Я верю вам. Обязательно поговорю с Тёмой. Я очень на вас надеюсь, вы же не подведете, правда?

— Ну что вы, — снова расплылся в улыбке советник, — я всегда держу обещания. Всегда.

* * *

Наташа не могла точно сказать, почему так быстро доверилась Доброму-Пролёткину. Посудите сами — человек, которого видишь первый раз, говорит о вещах, способных навсегда перевернуть жизнь, а она так легко соглашается выполнять его указания. Возможно, все дело в красноречии, тонкой манере ведения разговора, убедительности слов и в неосязаемой притягательной ауре, заставлявшей окружающих помимо воли проникаться доверием и симпатией.

Свои возможности Иван Степанович продемонстрировал очень быстро. В восемь утра позвонила секретарь и скучным голосом сообщила, что к Наташиному дому направлена машина, которая отвезет ее к мужу. А вчера, между прочим, в свидании ей наотрез отказали.

Наташа поймала себя на том, что ее волновал не предстоящий разговор с Рудаковым, а то, как он ее встретит. Глупое чувство — неудобно быть свободной и здоровой, когда он тяжело болен и находится в заточении. Возможно, поэтому утренний макияж занял так много времени. Наташа в пятый раз переделывала контур правого глаза — то ей казалось, что выражение получается излишне веселым и жизнерадостным — каково будет несчастному Тёмке видеть такое, то, наоборот, все выходило слишком печально — нельзя же его дополнительно расстраивать!

Наконец, приведя себя в состояние, близкое к идеальному, и придирчиво осмотревшись в зеркало, Наташу вышла из дома. Водитель служебного Форда, который кровь из носа должен был доставить ее на место ровно к десяти, уже находился в паническом состоянии. Зато так быстро по Москве Наташа не ездила никогда. Номера Администрации вызывали инстинктивное уважение ГИБДДэшников, так что полет по встречке с умопомрачительной скоростью позволил добраться до Матросской Тишины за пятнадцать минут — результат, делающий честь даже профессиональному гонщику.

Перед входом, где уже собралась целая толпа родственников заключенных, ее ждал невысокий человек, одетый в черные брюки и белую рубашку с галстуком, какой носили еще во времена Советского Союза чиновники средней руки. Но самой характерной чертой этого господина была не старомодная, но безупречно чистая и отутюженная одежда, а взгляд — жесткий и даже цепкий, вызывающий чувство физического прикосновения. Наташа даже вздрогнула.

— Наталья Владимировна, прошу вас, — сказал человек очень любезно.

Он взял ее под руку и повел не к двери, куда стремились попасть остальные визитеры, а к неприметному служебному входу. Охранники в серо-зеленом камуфляже даже не проверили документы, а отдали честь и вытянулись по стойке «смирно» так, словно перед ними прошествовал сам президент.

Наташа представляла, что приготовленную сумку с передачей должны осмотреть чуть не под микроскопом, но, по-видимому, ее сопровождающий имел очень высокий авторитет в этом заведении, и на пакет никто не обратил внимания.

Наконец, человек с пронзительным взглядом довел Наташу до комнаты без окон со стенами, выкрашенными грязно-зеленой краской, усадил на прибитый к полу стул и вышел, оставив в одиночестве. Наташа осмотрелась. Какое, однако, неуютное место! Из мебели — стол и два стула с жесткими сиденьями. И, словно издевательство, на стене — портрет улыбающегося президента с приветственно поднятой рукой. Под портретом кто-то ухитрился сделать на стене неприличную надпись, которую потом закрасили, но сделали это неумело, или, наоборот, имея умысел, так, чтобы свежая краска точно повторяла контуры букв, и пожелание неизвестного хулигана можно было легко прочесть.