Какой-то старичок вышел из-за дома и спокойно шел по улице, видимо не понимая, что происходит. Воронцов приказал ефрейтору Слескаухову: - Стреляй в этого. Ефрейтор пальнул три раза и третьим выстрелом сшиб фонарь. Воронцов выхватил у него винтовку и стал стрелять по жавшимся к дверям и воротам людям. Первым же выстрелом он ранил хорошо одетую девушку. Она села, схватившись за колено и заплакала. Появившийся откуда-то пожилой генерал подошел к Воронцову и приказал оказать раненой помощь. Он помог ей сесть в автомобиль, посадил с ней двух солдат, и они уехали в городскую больницу. Воронцов усмехнулся вслед сердобольному генералу, закурил и с папиросой в зубах стал стрелять. Стрелял он метко. Трое были убиты, раненый мужчина ползал по грязной мостовой, оставляя за собой расплывающуюся полосу крови. - Кирпичников, - позвал Воронцов. - Позвоника, братец, в скорую помощь, пусть уберут. Показался какой-то безоружный солдат - видно шел из увольнения, а может раненый на фронте и бывший сейчас в отпуску на долечивании. Воронцов его застрелил. Приехала карета скорой помощи, забрала убитых и раненых. Воронцов опять стал стрелять, приговаривая: - Какие умные, питаете доверие к врачам, знаете, что вас вылечат. Он убил еще четырех человек и пошел в гостиницу выпить. За него остался прапорщик Ткачура. Появился батальонный командир полковник Висковский и приказал никого не пропускать на Знаменскую площадь. Ткачура смотрел оловянными глазами на людей, шедших с Николаевского вокзала и твердил: - Никого не пропускать. Кирпичников предложил ему пойти в гостиницу: - Я здесь побуду за вас, покажу им как бунтовать. Когда прапорщик вошел в гостиницу. Кирпичников махнул рукой: - Идите, кому куда нужно, только побыстрей.
Донесение охранного отделения: В 4 1/2 часа дня Невский просп. на всем его протяжении был очищен от толпы, причем на Знаменской площади чинами полиции подобрано около 40 убитых и столько же раненых. Одновременно на углу Итальянской и Садовой улиц обнаружен труп убитого прапорщика лейб-гвардии Павловского полка с обнаженной шашкой в руке. В 5 часов дня на углу 1 Рождественской улицы и Суворовского проспекта произведенным войсками по собравшейся толпе залпом 10 человек было убито и несколько ранено. Во время беспорядков наблюдалось как общее явление крайне вызывающее отношение буйствовавших скопищ к воинским нарядам, в которые толпа в ответ на предложение разойтись бросала каменьями и комьями сколотого с улиц снега. При предварительной стрельбе войсками вверх толпа не только не рассеивалась, но подобные залпы встречала смехом. Лишь по применении стрельбы боевыми патронами в гущу толпы оказывалось возможным рассеивать скопища, участники коих, однако, в большинстве прятались во дворы ближайших домов и по прекращении стрельбы, вновь выходили на улицу.
Полицейское донесение: "Слушательницы высших женских учебных заведений проникали в места, где были десятки раненых, оказывали им помощь и вели себя по отношению к чинам полиции, стремившимся их оттуда удалить, в высшей степени дерзко".
Через полчаса пришли Воронцов и Ткачура. - Ну как, стрелял без меня? - спросил Воронцов. - Прикладами, вашскородие. - Молодец, Кирпичников! По Старо-Невскому проспекту пришли волынцы из другой учебной команды, попросили командира взамен выбывшего по ранению. Воронцов приказал Кирпичникову: - Принимай команду, иди и стреляй. Кирпичников отвел волынцев подальше и сказал: - Мало нас секут розгами и бьют. Думайте больше! - бросил их и вернулся назад. Воронцову доложил, что встретил офицера и передал ему команду, потом подошел к взводным Маркову и Козлову: - Что делается? Стыд и грех! Унтера помолчали, потом предложили: - Когда вернемся в казарму, обдумаем. В полночь прибежал вестовой от Лашкевича с приказом снять дозоры и построиться во дворах домов, но самим в казарму не идти.
Решение Государственной Думы: "Совет старейшин, собравшись в экстренном заседании и ознакомившись с указом о роспуске, постановил: Государственной Думе не расходиться. Всем депутатам оставаться на своих местах".