«Для негерманского населения Востока нельзя давать школы выше, чем четырехклассная народная школа. Цель этой народной школы должна быть только в том, чтобы научить простому счету не свыше 500, написанию имен, обучить население, чтобы оно знало божественные заповеди, было послушным Германии, честным, старательным и добрым. Чтение я не считаю необходимым. Это население будет находиться в нашем распоряжении в качестве неорганизованного рабочего люда для особо тяжелых работ».
В последних числах мая 1941 года Гитлер посетил побережье Франции. Была ясная погода. В жарком небе чайки конвульсивно махали крыльями. В голубой воде Ла-Манша отражались серебристые чешуйки солнечных бликов. Фюрер представил себе желтые скалы Дувра на другой стороне пролива, угловатые громады замков и бастионов — вековых стражей Альбиона. Он долго смотрел в сторону английского берега, потом сказал сопровождавшим его генералам:
— Рано или поздно англосаксы убедятся, что с нами бесполезно воевать… Я буду великодушен. Я не хочу уничтожать Британскую империю. Единственный подлинный враг Европы находится на Востоке…
Недавно Гитлеру докладывали, что вермахт теперь силен как никогда. Без учета воздушных и морских сил он имеет восемь с половиной миллионов солдат, около четырех тысяч танков, свыше сорока тысяч орудий и минометов.
В штабе под руководством обер-квартирмейстера Паулюса [22]были проведены игры на макетах и картах. В них участвовали работники генерального штаба сухопутных сил, а также генералы и офицеры, которые выдвигались на высокие должности в «восточном походе».
Учения показали, что при всех обстоятельствах следовало разбить основные силы Красной армии в западных районах Советского Союза до Днепра.
«По ту сторону линии Днепр — Двина пространство угрожает поглотить каждую операцию, проводимую на широком фронте, — писал Паулюс, обобщая результаты штабных игр. — Предстоит одержать решающую победу до этой линии, а затем быстро захватить сухопутный мост Смоленск, чтобы занять Москву еще до осенней распутицы».
9
Тихо плещется Буг. От низины тянет болотной сыростью. Оттуда летят комары и больно жалят лицо. Где-то кричит проснувшийся кулик.
Солдаты шепотом переговариваются между собой. Они еще не знают, что их ждет, фантазируют.
— Мы отдыхаем перед вторжением в Англию и одновременно запугиваем русских.
— Нет, мы ждем разрешения пройти в Персию, чтобы оттуда ударить по англичанам.
— Но почему таимся, как амбарные крысы?
— Сдается мне, что сейчас схватимся с русскими…
— Воевать с Россией?! Какая глупость! Нам уже достаточно войны. Зачем еще одна?
По цепочке передают приказ отойти в укрытия. Командиры рот зажгли карманные фонарики.
— Слушай приказ фюрера!
Наступила тишина.
— Солдаты Восточного фронта!..
— Что такое — Восточный фронт? Значит, здесь — новый фронт и новая война?…
— …Наступил час, мои солдаты, когда я могу открыто говорить с вами. В этот момент совершается развертывание, которое по масштабам является самым большим из всего подобного, что видел мир. Сейчас вы вступите в упорную и ответственнейшую войну, ибо судьба Европы, будущее германского рейха и нашего народа находятся отныне полностью в ваших руках!
Ротные фельдфебели притащили ящики. Каждому солдату — по тридцать сигарет, пачка табаку. Бутылка шнапса — на четверых.
До вторжения оставался один час. С русской стороны прогрохотал, сияя огнями, пассажирский поезд.
Хохмайстер взглянул на восток. Небо все еще оставалось черным. Близкие, по-летнему горячие звезды никак не хотели скрываться. Он стоял у блиндажа рядом с командиром батальона дивизии «Рейх» — Циглером. Подполковник СС нетерпеливо посматривал на часы и заметно нервничал. То и дело он бросал взгляд на темный молчаливый берег, где начиналась Россия. Ровно в четыре часа после артиллерийского обстрела и авиационного налета его солдаты кинутся в атаку на пограничные части русских.
Но сначала переправятся трое офицеров, переодетых в форму саперных командиров Красной армии. Им поручено захватить мост и обезвредить заряды, если он заминирован. Группу возглавлял Хохмайстер. Поначалу Маркус чувствовал себя неловко в галифе и гимнастерке цвета хаки, но потом привык и сейчас стоял, накинув солдатскую шинель, чтобы никто из посторонних не заметил на нем русской формы.