Читаем Хроника одного заговора полностью

Следователь. Я повторяю свой вопрос: знакомы ли вы с Полем Дюксом, агентом английской секретной службы?

Гибсон. Мне представили его в голландской миссии как уполномоченного британского Красного Креста… Я, право, не осведомлен о его отношениях с секретной службой…

Следователь. Оказывали вы господину Дюксу материальную помощь? Я имею в виду ваш благотворительный комитет…

Гибсон(долго молчит, дважды переспрашивает переводчика, и тот повторяет вопрос следователя). Видите ли, в чем дело. Однажды господин Дюкс зашел ко мне в контору и сказал, что сильно поиздержался после своей поездки в Москву…

Следователь. Короче, пожалуйста. Просил он денег?

Гибсон. Да, просил…

Следователь. Сколько вы ему дали? Под какое обеспечение?

Гибсон. Не помню точно. В последний раз он взял у меня тысяч сто, а всего около миллиона рублей…

Следователь. Где же его расписки?

Гибсон. Они должны быть в бумагах комитета, конфискованных Чрезвычайной комиссией.

Следователь. Расписок Поля Дюкса в этих бумагах нет.

Гибсон(сконфуженно). Видите ли, Поль Дюкс предпочитал подписываться другим именем…

Следователь. Каким?

Гибсон. Там есть расписки Генри Эрлса, это и есть Поль Дюкс.

Следователь. Странно… Ну хорошо, а какие максимальные суммы обычно выдавались нуждающимся англичанам?

Гибсон. В пределах одной тысячи рублей.

Следователь. Понятно… Значит, нуждающимся по тысяче, а Полю Дюксу, или Генри Эрлсу, миллион? Теперь скажите, знакомы ли вы с некоей Марьей Ивановной?

Гибсон. Если это та дама, которую Дюкс представил мне как свою сотрудницу, то знаком. Дюкс сказал, что она является доверенным лицом английского правительства и выданные ей суммы будут погашены.

Следователь. Сколько она у вас получила?

Гибсон. Около трехсот тысяч рублей.

Следователь. Под расписку?

Гибсон. Нет, оправдательных документов не было…

Следователь. Занятно… Стало быть, вы, деловой человек, раздавали деньги на веру? Теперь объясните, пожалуйста, для каких целей понадобился вашему благотворительному комитету шифр?

Гибсон(смущен, мнется, долго размышляет, прежде чем дать ответ). Видите ли, комитету, собственно, шифр был не нужен… Как бы вам это объяснить? Словом, однажды Дюкс посоветовал сноситься с ним при посредстве шифрованных записок…

Следователь. И вы последовали доброму совету? Ясно… Теперь попрошу вас коротко резюмировать собственные показания. Итак, для чего же был создан ваш так называемый благотворительный комитет? Каково было его истинное назначение?

Гибсон(с горячностью). Уверяю вас, господин следователь, мы не имели никакого отношения к шпионажу… Намерения у нас были благородные и христиански возвышенные… Попрошу верить честному слову английского джентльмена…»

На этом стенограмма обрывается. Нет к ней никаких комментариев, нет и оценки следователя, проводившего допрос. Да и что тут скажешь? Ругаться — бессмысленно, к тому же и строго запрещено «Памяткой чекиста». Тем более бессмысленно напоминать мистеру Гибсону об элементарной человеческой порядочности. Небось хорошо знал, что творил, и честным словом джентльмена жонглирует вполне сознательно.

В том-то и заключалась трудность следствия, что надо было разбираться в колоссальных нагромождениях лжи. Разбираться терпеливо, настойчиво и быстро, чтобы в короткие сроки ликвидировать этот опасный заговор.

Тем радостнее были удачи и открытия, заметно продвигавшие дело вперед. Тот же Китаец извел стопу бумаги, клятвенно заверяя в своем полном разоружении. Пытался даже представить себя в роли беззащитной жертвы злодеев из английской секретной службы.

Ни словом не обмолвился Илья Романович о тайнике, существовавшем в букинистической лавке на Литейном проспекте.

Тайник этот был устроен искусно. На книжных полках поблескивали золотым тиснением переплетов старинные издания, у прилавков с утра толпились книголюбы, а за тяжелым шкафом хранился запрятанный в стену железный ящик. Достаточно было нажать кнопку, и шкаф медленно отодвигался в сторону, открывая доступ к богатствам Китайца.

Хранились в железном ящике не только драгоценности, которые скупал Илья Романович у ювелиров «на черный день».

Извлекли из него и полный набор разведывательных донесений, отправленных Китайцем. Всего их было сто четыре, аккуратно переписанных под копирку, пронумерованных, с почтительной надписью в верхнем углу каждого листка: «В собственные руки его высокопревосходительства»…

Хранились в ящичке и инструкции, полученные заговорщиками из штаба Юденича. Особенно характерна была последняя, датированная сентябрем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Подвиг. Приложение к журналу «Сельская молодежь»

Вы любите Вагнера?
Вы любите Вагнера?

События партизанской и подпольной юности автора легли в основу его первого романа "Вы любите Вагнера?".О партизанской борьбе французского народа написано много, но авторы, как правило, обходили стороной одну из характерных, специфических особенностей французского Сопротивления — его интернациональный характер. В 1939 году во Франции проживало около трех миллионов иностранцев: испанцы, итальянцы, русские, венгры, болгары, чехи, румыны, поляки, и определенная их часть была вовлечена в движение Сопротивления. Во время войны немцы вывезли во Францию тысячи советских военнопленных, которых они использовали на самых тяжелых работах в концлагерях. Русские, украинцы, белорусы, татары, грузины, представители прибалтийских республик — все они стремились к вооруженной борьбе с фашистами, и местное подполье всячески старалось им помочь — устраивало побеги из концлагерей, снабжало оружием, устанавливало связи.

Жан Санита

Проза о войне

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука