— Документы, — (я усмехаюсь), — договора, контракты, фрагменты личного дела.
— Чьего? — ну почему же из него всё приходится вытягивать буквально клещами?
— Шамиля Басаева, — наконец он, кажется, решается раскрыть всё. — Здесь — бомба. Документальное подтверждение работы Басаева на одну из наших госслужб.
Я, кажется, догадываюсь, какую, а Тарасов продолжает говорить:
— Здесь подписи, фамилии, печати — всё подлинное.
— Что с того? — мне действительно непонятен весь сыр — бор.
— Их могут опубликовать. Что нанесёт сильнейший удар по нашему престижу и людям. Люди, подписавшие эти документы, всё ещё на службе. Это лучшие люди, просто тогда считалось, что так надо. Если документы выплывут, кто-то из них будет уволен или того хуже. Нам после этого уже не подняться.
— Тогда почему чехи этого не сделали? Не опубликовали?
— Это ему не выгодно.
— ??? — немой вопрос. Кому — Басаеву? Как это может быть не выгодно Басаеву? Тарасов посмотрел на меня и понял по моему лицу не заданный мной вопрос.
— Да, в первую очередь это не выгодно именно самому Басаеву.
— Почему? — я поражаюсь собственной тупости.
— Это — его страховка, гарантия собственной неприкосновенности. А для нас — это ключ к его смерти.
«Ключ к смерти», теперь я понимаю причину неуловимости террориста номер один. Действительно, неуловимый Джо — неуловимый, потому что его никто не ловит.
— Да, именно так, — он на секунду умолкает. — Он неприкосновенен. С его смертью всё это тут же стало бы достоянием мировой общественности. — Мне стало грустно. Мы сами создаём монстра, чтобы потом не знать, как от него избавиться. Его столько раз выводили из-под ударов и кто… А Виктор продолжал говорить: — Впрочем, в опубликовании этого документа не заинтересован вообще никто. Выгоднее держать нашу структуру на коротком поводке, чем устроить на неё травлю. В развернувшейся схватке могут ненароком и зацепить.
— Ваша цель? — времени почти не осталось.
— Уничтожить документы, как средство развязать себе руки в уничтожении Басаева.
— Так давайте сожжем их?
— Нет, — Тарасов устало улыбнулся, — там, он показал пальцем вверх должны быть на сто процентов уверены, что сожженные документы — подлинники. Я не эксперт…
— Ясно! — произнёс я, соглашаясь с его аргументами.
— Ты должен… — он посмотрел мне в глаза, я не стал отводить их в сторону.
— Кому передать? — от него на меня внезапно повеяло такой тоскливой безысходностью… что я временно отступил.
— Я… — тихий захлебывающийся кашель. — Потом тебя найдут. Они найдут тебя сами, дай только знать, что документы у тебя, но так, чтобы это было понятно лишь тем, кто в курсе… И не ошибись, не прими тех за этих…
— Бред!.. Как сообщить? Каким образом?
— Было решено так… — он снова закашлялся. — Придумай сказку, легенду, рассказ, что-нибудь… — Ты же поэт… — он, оказывается, знал обо мне действительно почти всё! — Опубликуй в газете, в интернете, не знаю где… они поймут…
«Опубликуй», — хм, легко сказать.
— Главное, не спеши! С этого дня за каждым твоим шагом, за каждым твоим действием будут следить. Запомни: два — три года.
— Но что-то же должно быть, чтобы меня поняли? — я склонился над раненым.
— Опиши в рассказе гриб… гриб-трутовик.
— Что? — я подумал, что он снова бредит.
— Опиши гриб-трутовик! — нет, это не бред, но теперь я окончательно понял, что выбор на меня пал отнюдь не случайно. Они рассматривали такой вариант, а может… А может даже сознательно шли к нему. — Он протянул руку и хлопнул меня по груди. — И не смотри, что там. Так у тебя, по крайней мере, будет шанс остаться в живых, если… — он не договорил, снова закашлялся, захлёбываясь кровью.
«Ну, уж дудки, если и ожидать внезапной смерти, то хотя бы знать, из-за чего. Но не сейчас, позже, когда граница Чечни останется за спиной»!
Он, наконец, перестал кашлять.
— А теперь… теперь мне надо остаться.
— Мы понесём тебя! — упрямства мне не занимать, бросать своих я не привык.
— Нет! — сталь натянутой струны ещё немного и лопнет, поранив собой окружающих. — Я должен остаться, тогда у тебя, — сказал и тут же поправился: — У нас появится шанс. Если я не вернусь, они поверят… Они поверят, что документы остались при мне, и я их спрятал или уничтожил… Скажешь, я приказал… — внезапно у него в руках появилась «корочка» — обыкновенное удостоверение личности — с первой страницы глядело молодое лицо, полковничьи погоны, надпись «Полковник Юрасов Виктор Степанович». — У нас нет другого выхода…
Я вслушался во внутренний голос и понял, что он прав насчёт иного выхода. Прав, если только… если только всё сказанное им не вымысел или, того хуже, паранойя. Но свёрток, вот он, в разгрузке, и даже сквозь материал я чувствую, как он начинает жечь мою кожу.
— Хорошо. Мы только отойдём ещё немного и выберем позицию получше, — можно подумать, я знаю наверняка, что у нас будет на это шанс!