Хроника одного скандала

— Суть в том, — как-то сказала она, — что я презираю Ричарда. Презираю за то, что он ничего не видит. Господи, да можно ли быть настолько слепым! Он ведь вроде любит меня, а ни черта не замечает! Я возвращаюсь после свидания со Стивеном, смотрю на спящего Ричарда, слушаю, как он храпит, — и знаете, чего мне хочется, Барбара? Заехать ему по лбу сковородкой и заорать: «Эй, ты, старый пердун! Между прочим, полчаса назад в парке меня трахал семнадцатилетний парень. Как тебе? Что скажешь, а?»

Декабрь и мне принес несчастье. Конечно, я переживала за Шебу, но моей основной заботой было резко ухудшившееся здоровье Порции. В середине ноября, вернувшись, помнится, в пятницу из школы, я обнаружила на своей постели бледно-розовую лужицу рвоты. После ряда анализов ветеринар поставил диагноз — у Порции рак кишки, и с тех пор она проходила курс радиотерапии. Ветеринар не сомневался в полном выздоровлении, и я всей душой жаждала уверовать в его оптимистичные прогнозы, но болезнь, или тяжкие процедуры, или все вместе с ужасающей скоростью вытягивали из моей Порции жизнь. Гордое, насмешливое создание, в течение двенадцати лет бывшее моим единственным спутником жизни, на глазах превращалось в пресмыкающуюся унылую тварь. Она усыхала с каждым днем.

Боюсь, кое-кто сочтет неуместным ставить знак равенства между проблемами Шебы и моими. Кому-то, надо думать, трудно представить, что страдания животного могут вызвать не меньшую сердечную боль, чем неверный любовник. Шеба уж точно этого не поняла. Собственно, именно ее неуважение к моему горю (хоть бы мало-мальское сочувствие проявила, так ведь нет же) и лежит в основе нашей недолгой, но катастрофической по последствиям ссоры.

В первую субботу декабря я забрала Порцию из ветеринарной клиники, после очередного сеанса радиотерапии. Она всегда была вялой после процедур, но в тот раз выглядела совершенно обессилевшей. Удрученная этим зрелищем, я поехала не домой, а к Хартам. Мне еще не случалось появляться у них без приглашения, однако я решила, что чрезвычайность ситуации оправдывает нарушение этикета. Особняк Хартов встретил меня темными окнами. Вынув дорожную корзинку из машины, я все же поднялась на крыльцо и позвонила. Порция спала в корзине, а я топталась на крыльце и надеялась на чудо — что Шеба окажется дома. Минуту-другую спустя я уже повернулась, чтобы уйти, когда услышала звук шагов. Дверь открылась. Шеба объяснила, что работала в студии, а Ричарда и детей нет. Порцию она даже не заметила.

— Если честно, — сказала Шеба по дороге в мастерскую, — я не работаю в студии, а жду звонка Стивена. Мы собирались встретиться.

Я осторожно опустила корзинку на пол и села на ближайший раскладной стул.

Шеба залилась нервным смехом.

— Он должен был позвонить час назад — и до сих пор ни звука. Вот негодник!

Я кивнула.

— Должно быть, из дому не может вырваться, — продолжала она. — Он ведь всегда такой пунктуальный. Или мамаша задержала. Она иногда таскает его с собой по магазинам — сумки носить…

— Порция совсем плоха.

Наконец-то Шеба глянула на корзинку.

— О боже. Бедная Порция. Вы только что из клиники?

— Да. Она так страдает. Мне этого не вынести. — И я заплакала.

— Бедная Барбара. Какой ужас. — Она присела передо мной на корточках и добавила, слегка похлопав меня по колену: — Все будет в порядке.

После минутного молчания Шеба выпрямилась и села на стул.

— Не плачьте, прошу вас. Доктор поможет, вот увидите.

Меня разозлила эта хлипкая — и бессмысленная — попытка утешения. Я вынула из-под манжеты платок и аккуратно промокнула глаза.

Длинные руки Шебы безвольно лежали на коленях. Под бледной кожей зеленоватыми нитями просвечивали сосуды, словно пряди водорослей в водах озера.

— Вы со школьными подругами когда-нибудь гладили друг другу руки? — внезапно спросила я.

Шеба рассмеялась:

— Что? Нет, никогда.

— А мы гладили. Вот здесь, с внутренней стороны. Одна девочка меня гладила, я следующую и так далее. Длинные-длинные цепочки выходили. Восхитительное ощущение.

— Так уж и восхитительное. — Шеба недоверчиво хохотнула. — Ну разве что для сексуально озабоченных подростков.

— Нет-нет, в этом нет ничего сексуального, — возразила я. — Позвольте покажу.

Я взяла ее правую руку и принялась водить кончиками пальцев по тыльной стороне. От запястья к локтю. Вверх-вниз. Признаться, жест был смелый. До сих пор я так к Шебе не прикасалась.

Она захихикала:

— Щекотно!

— Нет-нет. Закройте глаза. Прочувствуйте…

Шеба закрыла глаза, я продолжала легко водить пальцами по ее тонкой руке, и через пару секунд у нее от изумления приоткрылся рот. А затем она выдернула руку.

Я снова потянулась к ней:

— Расслабьтесь…

— Не надо, — отрезала Шеба. — У меня мурашки по коже! — И дернула вниз закатанный рукав.

Звонок заставил ее взлететь со стула и броситься к телефону. Нетрудно было догадаться, что на другом конце провода Конноли — Шеба сразу начала шептать и хихикать, а потом вообще ушла с аппаратом в туалет и закрыла за собой дверь.

В душе кипя от возмущения, забрасывая то одну ногу на ногу, то другую, я дожидалась конца разговора.