Рябов мужественно заиграл желваками:
— Он крейзанулся…
Вот уже трое суток мы находись в кремлевских апартаментах, на всем готовеньком. Убойное питание, турецкая баня, махровый халат. Ни на минуту нельзя было оставлять президента с самим собой. Он вновь мог нырнуть в пучину каталепсии.
И надо сказать, за эти два дня с Абрамкиным произошла кардинальная метаморфоза. Он лично проводил заседания правительства РФ. Отправил в отставку премьера. Десяток тузов-управленцев получили коленом под зад.
— Я уничтожу глистократию! — упрямо шептал президент.
Дабы чем-то занять себя, Рябов играл на раскладном саксофоне дивно синкопированную мелодию «Когда святые маршируют». Я же в походном ноутбуке штудировал статьи о внематочной беременности. Как-никак, я акушер, повитуха.
После разгона кабинета министров Юрий Абрамкин зашел в нашу угловую комнатушку, рядом с Овальным кабинетом.
— Я вот чего, ребятушки, не понимаю… Использовали ли эту корону наши предки по назначению или же нет?
— Шейка матки… — упрямо зубрил я статью.
Зазвонил президентский мобила. Абрамкин рывком поднял его к уху.
— Алло? Вас понял.
Потом пояснил нам:
— Нургаляйкин вернулся.
Ебитович пришел обтрепанный, как Маугли. В одной рванине. И без венца.
Попросил лист бумаги и ручку.
Каллиграфическим почерком написал заявление об отставке.
— А где корона? — взметнул бровь Абрамкин.
— Медведь отобрал. Косолапый…
— Зачем же медведю корона?! — взвизгнул я. События явно приобретали крен нехороший.
Рябов прикоснулся к потайной кобуре браунинга.
— Теперь надо ждать неадекватного поведения подмосковных животных.
— Верни, сука, корону! — с людоедскими интонациями попросил президент.
— Я вам не егерь… С топтыгиными не на короткой ноге! — огрызнулся Ебитович.
— Верни, говорю!
И тут в дверь входит Ф. Ф. Медведкин, с венцом на макушке.
— Я же тебя отправил в отставку?! — обалдел президент.
— Я из потомственных егерей, — оскалил зубы Медведкин. — С косолапыми на короткой ноге. Сам отдал.
— Ай, молодца! — обнял отставника Абрамкин. Забрал корону.
— Верните меня в предсовмины. А шею сверну глистократии.
— И верну!
Нургаляйкин подошел к малахитовому столику, взял свое недавнее заявление об отставке, порвал его на мелкие куски.
— И меня верните! Я стану родным братом Медведкину. Я не садист, я хороший.
— Верну… — расплакался президент. — Вы гляньте, какие люди?! Орлы!
— Думаю, о глистократии теперь можно забыть, — на выходе из Спасских ворот сказал я Рябову.
— Ах, Петя, Петя… — иронично скосился на меня гениальный сыскарь.
Глава 64
Кротовьи очки
Как-то после музицирования на раскладном саксофоне сыщик Рябов резко спросил:
— Петя, а вам известно, что все гении сумасшедшие?
Я чуть не подавился утренней овсянкой.
— По-моему, это чудовищное преувеличение?
— А как же Ван Гог, отрезавший себе ухо? Эдгар По, умерший под забором?
— Это частности.
— Слабо же вы знаете историю… Понимаете, дорогой акушер, когда природа дает человеку чего-то слишком много, она требует возврат долга. Причем с грабительскими процентами.
Рябов оттер перламутровый мундштук саксофона клетчатым платком с монограммой частного сыскного агентства «Радуга».
— Почему вы об этом заговорили? — заиграл я желваками.
— Вчера видел интервью с председателем Центробанка.
— Павлом Гусем?
— Ага. Он обронил весьма странную фразу, мол, деньги — зло. Если уничтожить деньги, коррупция сама собой сойдет на нет.
— Мечты утописта.
— Если не припадок паранойи. А ведь Павел Гусь, без сомнения, фигура исключительно гениальная.
— Он зачем-то собирает марки немецких нацистов. Вяжет носки из шерсти тонкорунной овцы.
— Не только это. С отличием закончил Гарвард. Поднял Россию с колен, выплатив международному фонду все долги.
— Постойте, Рябов! Вот вы, например, очевидный гений. Назвать же вас безумцем у меня не повернется язык.
Зазвонил телефон. Опережая Рябова, я схватил трубку.
— Алло! Это Юрий Абрамкин. Ваш президент. То есть, президент РФ. Что, впрочем, одно и то же.
— Очень приятно… — почтительно сглотнул я слюну.
— Вы слышали, какую поганку по зомбоящику загнул Павел Гусь? Предлагает, зараза, всю наличность, до копеечки, прилюдно сжечь на Красной площади.
— Зачем? — сыщик безапелляционно выдернул у меня трубу.
— В целях борьбы с коррупцией и подростковыми суицидами.
— Что вы решили?
— Сначала я его хотел отправить в отставку, а потом в трижды орденоносную клинику имени Кащенко. Ночь не спал. Кусал подушку. Потом как озарило. А если попробовать? Как говорят в народе? Бог не выдаст, свинья не съест.
— От нас хотите чего?
— Быть рядом на стреме. Вы со своим гениальным умом…
— Ой, не надо!
— Я тоже лесть не люблю. Так вот… Чуть что не так, сразу дадите мне отмашку. И мы повернем оглобли назад.
— Главное не перейти точку возврата, — нервно поежился я.
— Короче! Первая партия бабок будет сжигаться в воскресенье, в 12.00. У Лобного места. Жду!
— Казнь денег?
— Именно! Я дал приказ ангажировать все возможные СМИ. Как отечественные, так и забугорные.
Президент отсек линию.
— Чао… — на автомате пробормотал я.
К Лобному месту подъехали пять КАМАЗов, груженых наличностью. Причем только рублями.