Обезьяна Ганди подарила Рябову буддийские мемуары, а мне круглые очки в стальной оправе. Теперь я, наверное, никогда с ними не расстанусь. Хотя вижу и без оных, как сокол.
Уезжая с Индии, я боялся лишь одного — как бы сыщик, маниакально проникнутый идеями ненасилия, не отказался от наших детективных приключений.
— Не волнуйтесь, друг мой, — сжал мою руку Рябов. — Наши с вами расследования — торжество ненасилия!
Я перестал волноваться.
Глава 49
Золотой ключ Гитлера
Третий рейх потрясла внезапная весть, женится Адольф Гитлер.
Потрясла эта весть и Россию с союзниками.
— Петя, — жестко произнес инспектор Рябов, — если Адольф загужует с этой молоденькой симпатяшкой, Евой Браун, то, боюсь, война закончится не в нашу пользу.
— Вы так считаете? — спросил я, акушер второго разряда, Петр Кусков. — Ева отправится на фронт? Я где-то читал — она великолепный снайпер!
Сыщик внимательно, не моргая, посмотрел на меня:
— Всё дело, мой друг, в природе вдохновения. Окрыленного фюрера остановить невозможно.
Империя Третьего рейха подавляла мрачностью.
По спинам булыжных мостовых сновали, матово посверкивая лобовыми стеклами, тупомордые мерсы, мускулисто шастали молодчики со свастиками на рукавах, окна магазинов крест-накрест заклеены бумажными полосами. Кодой завершала угрюмую картину — воздушная тревога.
Англичане уже третий день исправно бомбили Берлин.
Переодетые в форму офицеров «СС», мы маршировали с сыщиком по центральной аллее Риббентропа, пока еще никем не узнаваемые.
Я лихорадочно вспоминал несколько немецких фраз, усвоенных по школьной программе: «Кушать подано!», «Как пройти в цирк-шапито?», «Я сегодня неважно выгляжу, не так ли» и т. д.
Рябов держался молодцом. Его легкое волнение сказывалось лишь в том, что он сплевывал на брусчатку сквозь расщелину передних зубов.
— Ахтунг, ахтунг! — разрывались уличные динамики. — Воздушная тревога!..
Сквозь дым и смертоносные осколки авиационных бомб мы с инспектором медленно, но уверенно двигались к нашей цели — бункеру фюрера.
В бункер нас пропустили без особых проблем. Элитная форма «СС» открывала все двери.
Однако к самому Адольфу Гитлеру без ответственного поручения нечего было и соваться.
У нас с сыщиком Рябовым имелось такое поручение.
— Любовная мазь для фюрера! — гортанно выкрикнул Рябов прямо у логова козырного хищника.
Генерал-адъютант «СС» недоверчиво повертел в толстых и волосатых пальцах «Детский крем» фирмы «Красная заря».
— Мазилка для Гитлера? — прохрипел верзила генерал-адъютант.
— Йа, йа, — кивнул кудлатой башкой я.
Страж нажал потайную кнопку, пропустив нас.
И тут мы замерли.
…Мы ожидали увидеть Гитлера эдаким былинным красавцем-богатырем, с вихрастым чубом, косая сажень в плечах, так изображали его пропагандистские плакаты и ролики. Он же предстал сгорбленным, скрюченным карликом, с тощим личиком и махонькими ручками.
— Пятьдесят два сантиметра, — мгновенно прикинул я рост фюрера.
— Пятьдесят три, — мгновенно же поправил меня Рябов.
Адольф примерял свадебный фрак с изумрудной свастикой на груди. Он недоверчиво щупал чесучу брюк и топорщил набриолиненный кустик усов.
— Даже и тут британская ткань, — пригласил он нас в свидетели, вяло отреагировав на наше «Хайль, Гитлер!». — Неужели в великой Германии даже для фюрера не найти отечественной добротной чесучи?!
— Безобразие, — кратко отреагировал сыщик.
— Расстрелять! — на всякий случай переборщил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— А вот с расстрелами спешить не стоит, — зорко глянул на меня Адольф. — Полмира уже в расход пустили, молодой человек. А каковы результаты? Пшик! Жупел…
Я склонил голову и виновато щелкнул до блеска надраенными сапогами.
— Вы по какому делу, товарищи? — внимательно, прямо в душу, посмотрел на нас фюрер. — Любовная мазь? Занятно…
Адольф повертел «Детский крем», тщетно пытаясь разобраться в незнакомой кириллице.
— Евочка! — крикнул он в соседнюю комнату. — Подойди-ка сюда, золотце.
Споро застучали каблучки. И к нам вышла Ева Браун, невеста сатрапа.
— Майн либэ Ева Браун, — с усладой представил Адольф.
Ева оказалась обворожительной длинноногой бестией в оранжевом купальном костюме, в руках она вертела пестрый японский зонтик.
Она, видимо, только что была в солярии и теперь блистала молодостью и цыганской смуглотой живота.
— Товарищи принесли любовную мазь, — выжидательно щурясь, произнес Гитлер.
— Дайте-ка… «Детский крем». Фирма «Красная заря»!
— Совершенно неизвестные мне вербальный посыл, — виновато оскалился фюрер.
— Похоже ваши эксперты, герр Гитлер, совсем охренели. Они бы еще скипидар принесли!
Евочка, эдакая сладкая бестия, брезгливо швырнула крем на стол и, покручивая аппетитными ягодицами и пестрым японским зонтиком, покинула нас.
Мы с сыщиком интуитивно замерли, предчувствуя развязку явно не в нашу пользу.
И тут — Гитлер заплакал.
Он рыдал взахлеб, как ребенок.
Он трубно сморкался в рукав своего черного зловещего мундира.
Он протяжно всхлипывал трехгодовалым киндером.
Мы с Рябовым приняли стойку «смирно» и преданно глядели на Гитлера, почти не мигая.