Хроника его развода

– В армии служил, в институте учился, аспирантура сейчас вот…

Мне двадцать шесть лет, вроде всё бьётся…

…Ребята рады меня видеть. Мощный, боевой состав.

Борисыч – это Каплун, а имя его – Александр, он работал звукорежиссёром. Музыкант корнями, музыкант от Бога. Папа – участник былинной группы «Ариэль», брат лупит по клавишам в группе «Ума Турман».

Вася Богачёв, как и я, был ведущим. Мы с ним вынашивали планы утреннего шоу, и всё к этому шло, но поменялось руководство, и нас разогнали всех к чёртовой матери.

Лёха Зверев работал на «семёрке» до меня. Мы пересекались на радийных пьянках, но столкнулся я с ним на радио «Ретро ФМ». Вместе мы работали по ночам. В одну из таких ночей он заснул, и его уволили. Месяца через два я повторил его подвиг. Несмотря на этот косяк, Лёха подошёл к радийному делу концептуальнее всех нас. Он защитил диссертацию о радио, а по мотивам диссертации сбацал учебную книжку «Как стать диджеем, или Мои любимые 20 секунд». Потом он сдружился с Фондом независимого радиовещания и стал колесить по стране с лекциями, обучая работников провинциальных радиостанций азам правильного радиовещания.

– А где товарищ Мартынюк?

Товарищ Мартынюк всегда опаздывает. По своему темпераменту он схож с Николаем Ивановичем, отличий между тем масса. Николай Иванович – чиновник, Мартынюк – нет, Николай Иванович женат, и у него дети, Мартынюк же говорит, что его ребёнка трамвай не переедет и машина не собьёт, потому что нет его, ребёночка, нету! У Николая Ивановича с женщинами ОК, у Мартынюка – далеко не всегда. НИЧЕГО НЕ БУДЕТ, говорит он о женщинах, ибо искалечили, сучки, его психику, киданув пару раз в молодости чувственно и по-крупному, теперь он их ненавидит.

Объединяют же их три позиции: темперамент, возраст и оригинальность. И оба из них ценны истории-матери, по крайней мере – моей.

Мартынюк тоже входил в наши планы относительно утреннего шоу. Но, повторюсь, нас всех разогнали. Каплун ушёл звукорежиссёром на телик, Вася – музыкальным редактором на «Финам FM», я прошёлся по «Ретро ФМ» и «РСН» и осел на радио «Говорит Москва» (потом уже, с две тысячи десятого, была Контора).

Мартынюку же повезло больше всех нас. Его взяли промоголосом на «Кекс ФМ», где он прекрасно чувствует себя до сих пор. Приходит на работу два раза в неделю, что-то записывает, обедает в столовой и уходит. Ах, да, забыл. Ещё раз в месяц он получает семьдесят тысяч рублей. Раньше получал восемьдесят. В связи с кризисом пришлось урезать.

Вот какая у нас банда! – восторженно думаю я. И с грустью вспоминаю, что в Ёбурге у меня нет даже самой мизерной части от этого.

– Ну как тебе там, на Урале, Андрюха?

– Освоился?

– Скучаешь по Москве?

Скучаю, ребята, ещё как скучаю. И по Москве скучаю, и по вам, и по другим друзьям своим, и по сыну скучаю. Что же я наделал, вашу мать?

Но сдержан я. Штирлиц. Любимый мой киногерой – Штирлиц. Осознанно или нет, иногда я ему подражаю. Вот так. Всё зашибись, ребята, говорю. О себе лучше рассказывайте. Ведь мне-то рассказывать, оказывается, нечего.

Мы пили и смеялись до десяти вечера, потом стали собираться. Дошли до метро. Покурили, пожали друг другу руки. И Мартынюк потащил меня в другое кафе. Я угощаю, – заявил он. Это было решающим аргументом.

Мартынюк единственный, кто выражает открытый восторг по поводу моего переезда. Ибо сам он из Екатеринбурга и там у него живёт восьмидесятишестилетний папа. Со временем, полагает Мартынюк, «Кекс ФМ» закроют, он продаст свою квартиру, уедет в Ёбург, купит там две и будет их сдавать. Всё гениальное просто.

Нам принесли по сто грамм виски в пузатых низких стаканах со льдом.

– Так ты не сказал, Ветров! Как тебе Ёбург? Привык?

– Знаешь, Алексей, – молвил я, отпив из стакана, – я могу ошибаться, конечно. Но мне кажется, что так тоскливо мне не было ещё никогда.

31

Я встречаюсь с ней в девять утра у мэрии. Ирина работает в городской мэрии города Жуковский.

– Привет.

– Привет.

Вот и всё наше общение.

Егор бежит ко мне радостный.

– Папа, привет!

Она удаляется, гордая, независимая и похудевшая. Закрывается за ней тяжёлая дверь белого дома эпохи социалистического реализма. Чёрный Жуковский смотрит ей вслед через площадь.

– Ну? Что встал? Какие у нас планы?

– У нас планов – громадьё, – улыбаясь, отвечаю я.

Я не выспался. Вернулся вчера в час ночи под грузом пива и виски. Поболтал с отцом, приехавшим в честь моего приезда. Уснул в полтретьего и проснулся в половину восьмого. Раз шестьдесят почистил зубы, испил чаю и двинул в школу. Там я написал заявление классному руководителю, дайте мне, мол, сына моего любимого на день, освободите от образовательной бесовщины.

Беру Егора за руку, и мы идём к фруктовой палатке, где я покупаю мандарины.

– Почему ты не отвечал на мои звонки, сын?

Егор смущённо отводит взгляд в сторону:

– Ну-у-у, давай не будем об этом. Всё ж нормально, пап.

– Договорились.