Хреновинка [Шутейные рассказы и повести]

— Чтоб ему лопнуть, нечистой силе!.. Свят-свят-свят!

Вот показался рыцарь. Он сбросил с себя одежду и нагой бежит по тропе к чудовищу.

— Голый, голый! — захихикали бабенки… — Эй, молодчик, беги к нам!

Рыцарь сверкающим мечом удар за ударом наносил дракону. Зверь бил хвостом, шевелил лапами, крутил мордой, и глаза его, каждый по стогу сена, свирепели.

— Кончины живота нашего… безболезненны, непостыдны, мирны, — крестился, шамкал дед. — Ох, язви те… Гляди, гляди!.. Обранил… Так его, собаку… Дуй!.. — закричал он и замахнулся на зверя батогом.

А Афонька:

— Настоящий! Глянь: кровь текет из ноздрев. Глянь: блюет, блюет!..

Зверь изрыгал из пасти потоки крови, кровь лилась из ран и ноздрей. Его глаза смежались смертью. Дед дрожал, хватался то за скамейку, то за внука: ему казалось, что подыхающее чудовище перевернется через башку и всех, сколько есть в сарае народу, раздавит всмятку.

— Живот чего-то схватило, — прокряхтел дед. — Побудь тут… А я сейчас… До ветру… — и закултыхал враскорячку вон.

Свет погас. Киноспец сказал:

— Сейчас будет девятая, последняя часть…

— А где же седьмая-то с осьмой? — удивились голоса.

— А это благодаря опечатке, — отрапортовал киноспец, и его очки перескочили с горбины на лоб. — Но это, товарищи, ничего, поймете. Остальное я дополню игрой воображения.

— Черт с ним… Игра так игра, — брюзжал народ. — Крути скорей. Эй, ты, облакат!..

Картина менялась долго. Дед пришел и сослепу чуть не сел на какого-то младенца.

— Я, дедка, здесь!.. — позвал Афонька.

— Ах, ядрена каша, — удовлетворенно сказал дед, когда победоносный рыцарь появился во дворце прекрасной принцессы.

Дед вытер с лысины пот и не отрывался от картины. Но вот киноспец объявил, что сеанс окончен.

— А где же кольцо? — прошил примолкший полумрак чей-то голос, колючий, как веретено.

И заскакали выкрики, перебрасываясь от стены к стене:

— Мошенство это!.. Обещались небелужье кольцо какое-то да ленту…

— Да и то не показали… Где оно? Омман!

— Крути еще! Хозяин, а хозяин!

— Братцы, требуй! Ах, занятно до чего…

— Вот чудеса-то, братцы!..

— Ну, ребята… У меня от удивленья аж рубаха взмокла вся…

— Крути!.. Чего молчите, требуй!..

— Сеанс окончен! Надо ленту перематывать.

— А ты не перематывай, крути!.. Занятно, слышь…

— Я сказал: сеанс окончен!

— Братцы! По афише — гвоздье глотать… В таком разе — требуй!

— А неужто отступаться… Эй, товарищ из городу!..

— Гляди, не сбежал ли?! От них, от легавых, как раз…

— Иди гвоздье, сукин сын, глотать, раз обещал!.. А нет, мы те…

На опрокинутую вверх дном бочку поднялся киноспец:

— Тшш… Спокойно!

— Товарищи! Граждане! — Он был бледен, бритое лицо его покрыто потом, голос глух. — Гвоздей требуемого размера в продаже нет благодаря огромного спроса.

— Ах, не-е-т!.. Так мы те шурупов принесем. Винтов да гаек. Жри!

— Помимо сего, товарищи, мой помощник, спец по едению гвоздей, украл у меня три с полтиной и, как человек, подверженный алкоголю, скрылся. Он, наверно, где-нибудь сидит и наслаждается пьянством, поставив меня в невыгодном свете среди вас. Я как директор прошу снисхождения.

— Деньги назад! — загремел сарай. — Сколько пятиалтынных в карман оклал? Ишь ты… Яичками сбирать… Пять штук за вход.

— Товарищи! — вздыбил на бочке милицейский и помахал картузом. — Это недопустимо, товарищи, чтоб назад деньги. Он как-никак трудился, ехал, крутил машину… Расход и все такое…

— Не желаем! Глотай гвоздье, раз взялся… А нет, мы те сами в рот вбякаем… Обманщик, жулик!..

— Товарищи! — потрясся голосом киноспец. В его острых глазах вдруг заиграли зайчиками лукавые смешинки, но губы опасливо вздрагивали. — Я предвижу выход из положения, товарищи… Вместо всем приевшихся гвоздей я покажу фокус египетских магов: живой овце публично отрежу голову, а потом приставлю к тому же пункту, голова срастется, и овца начнет как ни в чем не бывало кричать по-бараньему. Желаете?

— Ребята, как?

— Жалаем! Кажи!.. Просим!

— Тогда тащите сюда хорошую, вполне живую овцу, — и киноспец обвел собрание веселым взглядом, скрытый смех кривил его бритые, взнузданные кверху губы.

Минуту стояла тишина, огрузшая тяжким сопением, точно волокли всем миром в гору стопудовый воз.

— Митрий, — несмело раздалось из темного угла. — Тащи, шутки ради, овечку. У тебя много их.

— Нашел дурака, — окрысился Митрий и сердито повертел во все стороны длинной шеей. — Где ж ему, к лешевой матери, овечью башку пришить, на то же место, к тулову, раз он срежет. Да что он — бог, что ли, или угодник?..

— Напрасно, товарищ, сомневаетесь… Все исполню, как сказал.

— Дед, приведем овечку, — ткнул Афонька сладко дремавшего деда. — А, дедушка!

— Какую овечку? — вытер дед слюни. — Я те приведу…

Амбар жужжал, как улей. Крестьяне уговаривали друг друга притащить овцу. Никто не соглашался. Посыпались укоры, ругань:

— Жадный, черт…

— Сам, дьявол некованый, жаднюга…

— Ты в председателях ходил, набил карман-то!..