Хрен знает что

С тех пор он учится терпению. Растет, терпит здесь, терпит там, становится мужчиной. "Надо потерпеть, все образуется, - успокаивает он себя. - Я же - мужчина". Дела не идут - ничего, потерпим. Сплошное невезение - потерпим, все пройдет. Не складывается личная жизнь - терпение, терпение. Так жизнь учит его, бывшего малыша, терпению. Однако живой, горячий, человек нетерпелив, он понимает, что жизнь проходит, и хотя рассудок долдонит ему о терпении, сердце бьется чаще, рвется в бой... тогда надо отбросить всякое терпение, надоевшее терпение, ослиное терпение. Отбрасывай, не отбрасывай - приходится учиться, мириться, обуздывать себя... Но вот, наконец-то, он выучился терпению, уже стал профессором терпения, академиком, теперь уж, казалось бы, жить и жить, а точнее: терпеть и терпеть, овладев одной из главнейших наук существования. И что же? Он оглядывается гордо и всей своей спокойной, терпеливой мудростью осознает - жизнь прошла, пора умирать. Перед смертью он вспоминает слова, которые часто слышал в детстве:

- Потерпи, все пройдет.

Вот и прошло все, думает он.

Творчество

В разговорах, в интервью можно врать сколько угодно, и никто не догадается, что ты врешь. Можно придумать какую-нибудь байку, небылицу из детства или юности, и журналисты охотно возьмут ее на заметку, обыграют, добавят свое вранье, и вот уже готова маленькая сенсация, и ты - герой дня, герой минуты, секунды. А вот в художественном произведении не соврешь, сразу обнаружится фальшь, сразу подпортишь ткань произведения, над которым немало трудился. И вылезет наружу грубое ремесло, и ты лишишься читательского доверия. Не говорит ли это лишний раз о том, что искусство от Бога, художественное произведение - божественно, что Бог контролирует творчество? И когда творишь, в тебе просыпается Бог. Творчество... Творец... Конечно, раз просыпается, значит - будет контролировать, а как же...

Жизнь

Странное существо - человек. Живет себе, нормально живет, а хочет жить лучше. Ну, ладно. Понятное желание. Добивается, живет лучше, а хочет еще лучше. Совсем хорошо живет, отлично, великолепно, все имеет, но не может остановиться, хочет все лучше и лучше, все больше и больше, благо, перед глазами заразительные примеры. Приходит время покидать эту жизнь, эту землю, но кто в таком положении захочет покидать? Комфортная, роскошная, сказочная жизнь. Обидно до конвульсий.

Нет, все-таки, чтобы жить хорошо, надо жить немножечко плохо.

Люди

Все народы похожи один на другой, все люди похожи друг на друга: они одинаково чувствуют боль, обиду и несправедливость, одинаково радуются, любят своих детей и переживают за них, хотят хорошо, достойно жить, хотят быть независимыми... Все они похожи друг на друга. И только "зоркий" взгляд недремлющего националиста находит в них отличительные черты, превознося их в своем народе и ненавидя в других. Так уж они устроены, эти националисты, что тут поделаешь?.. А вы не пробовали их шашкой? Порубать, и дело с концом, а? Но дело в том, что вирус этот неуничтожим. На смену одним приходят другие и учат, как надо жить. А что делать простым людям, которые хотят быть по возможности счастливыми в этой нашей короткой жизни, хотят жить спокойно? Хотят любить своих детей и заботиться о них, хотят хорошо, достойно жить, быть независимыми...

Правда

- Садись, - говорит мужчина женщине, указывая на кресло. - В ногах правды нет.

- Но правды нет и выше, - отвечает она, глядя на ширинку его брюк.

Развелись, мать вашу... Если вдуматься, говорить деловому человеку, скажем, крупному бизнесмену: "Позвольте, я отниму у вас десять минут" также неприлично, как если сказать: "Позвольте, я отниму у вас двести долларов". В таком случае, как же с ними общаться?..

Облажался

Мне было двадцать, я учился в Москве и гулял с девчонками напропалую. Однажды я зашел со своей девушкой в кафе "Север", что на улице Горького, сейчас - Тверская. Девушка жила как раз рядом с этим кафе. Была масса народа, как обычно, в те годы во всех московских кафе и ресторанах, но как только мы уселись, официантка подлетела и поставила перед нами две вазочки с мороженым, хотя рядом за столиками сидели посетители, уже минут по пятнадцать ожидавшие свои заказы, что выяснилось из их сердитых реплик в адрес этой замечательной официантки.

- Ого! - воскликнула моя девушка и с уважением посмотрела на меня. Тебя уже здесь знают? Здорово! Все успеваешь... И смотри: как раз мое любимое, с вишневым сиропом...

Я неопределенно хмыкнул, затем промычал, что важно, и уже вооружился ложечкой, чтобы нарушить девственность двух белых шаров, облитых шоколадом, когда подскочила та же официантка и, подхватив со стола наши вазочки, крикнула мне:

- Как не стыдно! Почему не сказали, что это не ваш заказ? Люди по пятнадцать минут ждут...

Она с нашими вазочками подлетела к соседнему столику, а я так и остался с ложечкой в руке.

- Ты даже побледнел, - сказала мне девушка, внимательно следившая за мной, делая над собой усилия, чтобы не захихикать.